Однако я уже вскочил с места, едва не опрокинув стул, и выбежал в коридор.
– Алло, – запыхавшись, произнес я в трубку.
Ответа не было. Лишь кто-то горячо с кем-то спорил на фоне музыки по радио.
– Алло? – повторил я.
Голоса зазвучали еще тише.
– Алло! – уже кричал я.
На этот раз меня услышали. Трубку накрыли ладонью, окончательно глуша голоса и музыку.
– Ну и черт с вами!
Ладонь убрали.
– Идиотизм! – пророкотал мужской голос с сильным иностранным акцентом. – Словами не выразишь!
– Алло! – закричал я. – Алло! Алло! Алло! Алло! Алло!
– Подождите, – отрывисто, будто назойливого ребенка, попросил иностранец.
– Черта с два я стану ждать! – Прозвучало так глупо, что я сам расхохотался.
С трубки на том конце снова убрали ладонь, и в микрофон водой из-за прорванной плотины хлынули голоса и музыка. Да как громко!
– Алло, – быстро и нетерпеливо заговорил иностранец. – Алло, алло!
– Алло?
– Алло? Это доктор Бергманн.
– Доброе утро, доктор Бергманн.
– Да? Доброе утро. Алло? Алло, я бы хотел поговорить с мистером Ишервудом. Немедленно, если позволите.
– Слушаю.
– Мистер Кри-истоф-фер Ишерву-уд… – очень осторожно, как будто читая с бумаги, протянул доктор Бергманн.
– Да. Это я.
– Ja, ja…[6] – Терпение Бергманна достигло предела. – Я бы хотел лично переговорить с мистером Ишервудом. Позовите его, будьте добры.
– Кристофер Ишервуд – это я, – ответил я на немецком. – С вами только я и говорил.
– Ах, так это вы, мистер Ишервуд! Чудесно! Что же вы сразу не сказали? И вы знаете мой язык? Браво! Endlich ein vernünftiger Mensch![7] Вы не представляете, как я рад вас слышать! Скажите, дружище, можете вы ко мне приехать, прямо сейчас?
– Сегодня, хотите сказать? – насторожился я.
– Нет, сейчас, как можно немедленнее, сей же миг.
– У меня жутко занятое утро… – попробовал отговориться я, однако доктор Бергманн перебил меня, страдальчески вздохнув:
– Какая глупая затея. Просто ужас. Я сдаюсь.
– Впрочем, после обеда я бы, пожалуй…
Бергманн как будто не слышал.
– Безнадежно, – бормотал он. – Я совершенно один в этом проклятом идиотском городе. Никто ни слова не понимает. Ужас. Ничего не поделаешь.
– А вы бы не могли, – предложил я, – приехать ко мне?
– Нет, нет. Ничего не поделаешь. Забудьте. Это все чересчур сложно. Scheusslich[8]. – Повисла пауза.
Я в напряжении закусил губу и стал обдумывать главу одиннадцатую. Решимость постепенно таяла… Да будь он проклят!
– Где вы живете? – без энтузиазма спросил я.
Бергманн там к кому-то обернулся и воинственно проревел:
– Где я живу?
Я