И эта пустота за деревьями пришла за ним. За последним знающим.
Я охнула, Егор посмотрел в мою сторону. Моя картина.
Она же называлась «Последний знающий». Это было слишком большим совпадением. Но я рисовала человека, у которого не было выбора, который делал свою мертвую работу, потому что знал: дальше будет свет. Знал, что за его выбором стоит будущее.
От мыслей отвлек Юра.
– Давайте все-таки дойдем до метро, там по дороге куча продуктовых во дворах, а нам надо пополнить запасы. – Он приложил к синяку банку с тушенкой.
– И где-то там валяется твоя рация, – заметил Фома.
Они еще злобно посматривали друг на друга, но уже не нападали, не пытались задеть или оскорбить. Может, дело было действительно в злыднях-переругах, которых подкормил Фома?
Я уже никуда не хотела идти, самое страшное зло находилось совсем рядом. Егор сказал, что, кажется, простыл, поэтому лучше тоже посидит в натопленном доме. Фома с Юрой не стали спорить и ушли вместе.
Один все надеялся наткнуться на палача в городе, а второй уже надоел со своей рацией.
Я хотела поговорить с Егором. Меня мучил вопрос: зачем он все это делал? Мог ли отказаться? Совпадение с моей картиной не давало покоя.
Одиночество пожирало изнутри. Оно уже давно было частью жизни: один в квартире, один на прогулке, по магазинам тоже один. Но иногда становилось особенно тяжело, когда надо было принимать сложное решение, когда некому было посоветовать, как правильно, как лучше. Когда никто не стоит за спиной, даже не зная ответа, но готовый принять любые последствия. В эти моменты одиночество пожирало изнутри.
Он помнил его глаза. Испуганные, но холодные. Старик считался самым сильным знатком в городе. В многомиллионной столице, где каждый – самый сильный. Серые глаза стали почти белыми, как его борода и брови. Волос на голове почти не осталось, они выбивались жиденькими пучками из-под черной шерстяной шапки. Он не сопротивлялся, когда за ним пришли, не пытался скрыть, что вся семья состоит из знающих. Он молча встал, глядя на вывернутую с корнем дверь своей квартиры, так же молча подошел к родным, поцеловал каждого в лоб.
Как же хотелось, чтобы в этот момент старый знаток сказал, что решение правильное и другого быть не может. Но тот молчал, он тоже не знал, что будет в итоге. Внутреннее чутье подсказывало, что сейчас надо быть покорным, а что там будет дальше….
Палач терпеливо ждал. Для этого дела была выдана черная гвардейская форма. Форма сдавливала в груди, слишком туго завязывался узел на вороте. Слишком жесткими были ботинки. Слишком душной оказалась квартира первого знающего. Кто придумал эту форму? Неужели в умирающем городе еще было кому-то дело до того, как выглядят марионетки?
Старик вышел на улицу, никак не отреагировав на тычки гвардейцев. За его спиной еле сдерживали слезы супруга и дети. С неба густо валил снег. Не было видно ничего дальше протянутой руки.
Убивать надо