– Значит, вот что ты слышала? – спросил я с улыбкой, которая всегда заводила девок типа нее. Улыбка достаточно мрачная, чтобы зацепить натуру пустой избалованной богатенькой девицы. Но моя внешность совершенно не отражает мою истинную темную сущность.
– Так это правда? – затрепетала она.
– А ты как думаешь? – пророкотал я, прижимая ее к себе и демонстрируя грубоватую брутальность.
Приоткрыв губы, она смотрела на меня со смесью страха и желания.
– Я думаю, что хочу, чтобы меня оттрахали.
– Прекрасно, – мрачно сказал я. – Потому что собираюсь прямо сейчас это сделать. Веди.
Расплывшись в восторженной ухмылке, она схватила меня за руку и потянула за собой. Маттео радостно покивал мне, но уже через секунду засунул язык в горло какой-то брюнетке.
Грейс привела меня в свою спальню. Толкнув ее к туалетному столику, я приподнял девушку и усадил задницей на столешницу, сбив при этом на пол половину косметики и тюбиков помады. Грейс поджала губы.
– Ты всё разбросал.
Я хищно оскалился.
– Я похож на того, кого это ебет? Когда я тебя трахну, вся остальная помада тоже окажется на полу.
Она раскрыла ротик. Привыкла к бесхребетным богатеньким соплякам, которые и мухи не обидят.
– Значит, будешь потом ее собирать.
Она что, проверить меня решила? Хочет посмотреть, можно ли помыкать мной, как предыдущими бойфрендами?
Задрав ей юбку, я проверил кожу на бёдрах на наличие шрамов, скорее по привычке, чем по необходимости. Она не убийца Братвы, определённо.
– Грейс, черта с два я буду это делать. Уяснила? – прорычал я. Сунув руку ей между ног, отодвинул полоску стрингов и обнаружил, что она уже течёт. – Люди делают то, что говорю им я, а не наоборот. Этот ебучий Нью-Йорк принадлежит мне! – продолжил я, вгоняя в неё два пальца. В ее глазах сверкнула искра восхищения.
Ее восхищала опасность, даже если она не знала о ней ни черта.
Я грубо трахал ее пальцами.
– Придуши меня, – прошептала Грейс.
Так мы из тех, кто пожёстче любит?
Я сжал пальцы вокруг ее горла и прижал ее к зеркалу, отправляя оставшуюся косметику на пол. Грейс задрожала от наслаждения. Я почти не нажимал; если бы Грейс знала, что таким образом я когда-то убил человека; если бы знала, что этими руками я делал много чего и похуже, о таком не просила бы. Но для неё это была всего лишь игра, возбуждающее извращение. Все девушки видят во мне воплощение своих самых тайных фантазий.
Она не понимала, что перед ней я не строил из себя жестокого брутала. Что бы она ни думала, образ на публике и близко не стоит с моей истинной темной сущностью.
Нам с Маттео удалось поспать от силы пару часов, когда пришел отец и велел спускаться на завтрак. Но перед этим он хотел переговорить со мной с глазу на глаз. Это не к добру.
– Как думаешь, что ему надо? – спросил Маттео по пути в кабинет отца.
– Да кто его знает?
Я постучал.
– Войди, –