Андрей Кожухов. Сергей Степняк-Кравчинский

к условленной цене. Я не говорю, что вы это сделали бы, но предположим это на минуту. Я бы только ответил вам, что рыба ищет, где глубже, а покупатель – где дешевле. В делах нужно соблюдать выгоду. Граница велика, а солдат много. Если человек не держится условленной цены, зачем вам держаться человека? Не правда ли? – Давид добродушно улыбнулся и стал набивать свою короткую деревянную трубку. Он, конечно, сейчас догадался, к чему Шмуль ведёт разговор, и твёрдо решился не уступать. Расчётливость в трате революционных денег он считал священным долгом для члена партии. Но он не имел обыкновения обходиться сурово с людьми, если не было для этого необходимости. – А как поживает ваша семья? Я забыл спросить раньше. Все здоровы, надеюсь?

      – Здоровы, благодарю вас, – угрюмо отвечал Шмуль, замышляя более решительную атаку на Давида: ему вовсе не хотелось упускать такого удобного случая.

      – Что нового в деревне? – продолжал Давид, беззаботно покуривая трубку.

      – Да, есть, – ответил контрабандист кислым тоном и принялся рассказывать о том, какие строгости пошли теперь на границе.

      – Вы знаете, что Ицка вернулся? – спросил Давид, выпуская изо рта облако дыма.

      У Шмуля упало сердце. Ицка, или Исаак Перлгланц, был очень ловкий контрабандист, пользовавшийся хорошей репутацией среди своих собратьев. Давид иногда вёл дела с Ицкой, и Шмуль опасался, что тот хочет его вытеснить.

      – Разве? – отозвался он слабым голосом. – Я этого не знал.

      Он взглянул испытующим взором на своего собеседника. Но Давид сидел совершенно невозмутимо.

      – Мне Фома сказал. Вот всё, что я знаю, – отвечал он.

      «Всё пропало, – подумал Шмуль. – Он знает обо всем, и его невозможно обойти».

      – У ваших друзей много багажа? – спросил Шмуль деловым тоном, как будто между ними никогда не было ни тени недоразумений.

      – Несколько узлов. Ваш мальчик может снести все.

      – Так я его пошлю завтра к Фоме. Деньги на той стороне?

      – Да, но помните, что от них вы не должны брать ничего. Только маленькую записку, что они благополучно переправились.

      Шмуль грустно кивнул в ответ. Это было тоже одной из его претензий к молодому человеку. Давид был очень строг, даже жесток в этом отношении: Шмуль слишком хорошо это знал.

      Обиженный контрабандист тряхнул длинными пейсами и торопливо осведомился о погоде в Петербурге, чтобы изменить неприятное направление своих мыслей. Но его дурное расположение духа сменилось приятным ожиданием, когда Давид спросил его, будет ли он здесь через месяц.

      – Я отправляюсь за границу, – объяснил молодой человек, – и мне нужно будет переправить сюда много вещей.

      Шмуль почмокал губами. Это было вознаграждением за испытанное им поражение. Он не стал предлагать вопросов. Давид этого не любил и никому не сообщал больше, чем сам считал нужным.

      – Вы не забудете меня, надеюсь? – сказал Шмуль.

      – Конечно, нет. Только вы должны быть на месте. Я вам напишу заранее, чтобы вы могли приехать.

      После этого они стали толковать о накладных, о провозе и тому