Сгоревшие усадьбы, разорение, страдания людей вне зависимости от сословий, подвиги воинов, в том числе история о священнике, спасшем их церковь, – так война вошла в детство Миши, в его внутренний мир. И в целом для русского общества память о войне 1812 года обладала огромной исторической значимостью. Она воспринималась современниками как ключевое событие русской истории и обретала символическое значение[89]. Защита от захватнических действий Наполеона воспринималась как вечное столкновение между добром и злом, где победило добро в лице Российской империи. Под воздействием от пережитого складывалось представление о русской идентичности и русской нации как единство всех сословий, что поддерживалось идеологией «сверху». Подобное сакральное понимание империи, императора и нации вошло в сознание юного Миши, пережившего войну лично, пусть и в эвакуации. Эти патриотические чувства и новое понимание страны стали еще одним базисом в картине мира композитора.
Домашнее образование
Система воспитания в русских дворянских семьях выстраивалась следующим образом:
до трех лет за ребенком следила няня;
с семи до девяти лет – «мадам», чаще всего иностранного происхождения;
затем приглашали гувернера, готовящего ребенка к поступлению в учебное заведение или к выходу в свет (в 16–17 лет)[90].
Система воспитания Глинок соответствовала установленной традиции.
Заниматься домашним образованием детей в Новоспасском начали до войны. Для обучения языкам пригласили француженку Розу Ивановну из Петербурга, которая помогала няне Ирине Федоровне Мешковой.
Евгения Андреевна, как и многие дворянки, практически не участвовала в образовании, которое полностью возлагалось на приглашенных учителей. Мать являлась хозяйкой дома, следила за бесперебойным круговоротом ежедневных дел.
Главное, что передавали родители детям, – беспрекословное почитание старших. Иерархия в семейных отношениях не подвергалась сомнению: дети почитали родителей, младшие дети – старших братьев и сестер. Другой важной составляющей воспитания было почитание Бога и царя, считавшегося «вполне священным лицом»[91].
Поведение матушки и батюшки считалось эталонным. Подобный взгляд на родительскую семью разделяли многие дворяне того времени[92]. Глинка и его сестры, рассказывая о родителях, неизменно отмечали их добродетели: красоту и кротость матери, отцовскую заботу и внимание. Родительские взаимоотношения воспринимались идеальными, давая пример для подражания.
Когда