Я с трудом заставляла себя дышать, но замерла вместо того, чтобы поддаться инстинкту и бежать без оглядки – из дома, от этого существа с непостижимой мощью. Меня трясло, но я вскинула подбородок.
– Это должно меня впечатлить?
Бог замер, лишь свет яростно пульсировал. Мои мышцы словно сковало. Может, мама была права со своим пророчеством насчет моего языка?
Бог рассмеялся, негромко и угрожающе. Я не видела, как он поднял руку, но почувствовала, как его холодный палец прижался к моей щеке. Сердце замерло, и я попыталась приготовиться к боли от итера, который выжжет меня изнутри, как произошло с братом и сестрой Казин и бедной женщиной, которая лежала здесь на полу.
Но боли не последовало.
Я почувствовала лишь грубые подушечки его пальцев, которыми он провел по моей щеке, остановившись в уголке губ.
– Что тебя пугает по-настоящему, льесса? – спросил он, и мне показалось… что в его голосе звучит одобрение. – Если я – не пугаю?
Льесса. Уже второй раз он меня так называл, и мне захотелось узнать, что означает это слово. Но теперь был не самый подходящий момент об этом спрашивать.
– Я… боюсь, – призналась я, потому что… а кто бы не боялся?
Серебристый свет в его глазах погас.
– Только на поверхностном уровне. Это не тот страх, который определяет смертных, меняет их суть и заставляет делать выбор.
Он провел большим пальцем по моему подбородку, задев губу. Его прикосновение обожгло как ледяная метка, пробудив во мне тревожные предчувствия и… что-то более сильное. Такое же очевидное, как и ощущение правильности, которое я испытала в нашу прошлую встречу. Видимо, со мной что-то неладно. Потому что это не имело смысла.
– Ты можешь чувствовать ужас, но ты не напугана. Между тем и другим огромная разница.
– Откуда… вы знаете?
Он обхватил пальцами мой подбородок, и мое сердце заколотилось – из-за его прикосновения или оттого, что это прикосновение было таким ласковым. Он провел рукой по моей шее. Почувствовал ли он, как бьется мой пульс?
– Вы бог мыслей и эмоций?
Он издал хриплый, грубый смешок, и его пальцы скользнули под мой капюшон, под косу, лежащую на шее.
– У тебя, – произнес он, медленно поглаживая мою шею. Было что-то особенное в том, как он это сказал. – У тебя неприятности.
Я прикусила изнутри щеку. По мне пробежала волна трепета, угнездившись в самых неприличных местах и заставив меня задаться вопросом, насколько же я безумна.
У меня складывалось впечатление, что очень.
Вихрь дрожи, прошедший сквозь меня, – абсолютное безумие. Бог теперь даже не походил на смертного.
– Не так чтобы очень, – прошептала я.
– Ложь.
Я всмотрелась в резко очерченные черты его лица.
– Вы… на меня не сердитесь?
– Я определенно возмущен.
Я подумала о десятке других определений, чтобы описать собственную ярость, если бы кто-нибудь ударил меня в сердце.
– Как я сказал, было больно. На мгновение.
Только на мгновение?
– Мне