заранее считались бы безнравственными и нечистыми. Менее
здравомыслящая женщина на ее месте попыталась бы покончить с
собой или, в крайнем случае. затеряться где-нибудь в Сибири,
но Лейла, кстати, математик по образованию, нашла единственный
выход, благодаря которому никто, кроме нее самой, не страдал -
да и то ей должно было служить утешением то, что сын ее попал
в очень достойную семью. И вот Сучк. одним взмахом пера в
истории болезни перечеркнул все ее надежды! Более того, он
разрушил все возведенные ею защитные бастионы: отказной
ребенок, если его не усыновили, отправляется в детский дом по
месту жительства матери и под ее фамилией! Меня давно не
посещало такое состояние бессильной ярости, как
сегодня. Как легко нам, психиатрам, заклеймить человека на
всю жизнь! И как трудно, почти невозможно снять это клеймо.
Только что Сучков, ничтоже сумняшися, чуть не загубил жизнь
самой Лейлы, ее почтенных родителей, пятерых ее сестер и
недавно появившегося на свет младенца – и все только потому,
что ему не нравится, когда женщина не следует слепо повелению
материнского инстинкта. Он вообще не любит женщин – тех
женщин, которые не подчиняются мужской воле и не согласны с
домостроевским укладом жизни – "Kirche, Kinder, Kuche"* 4 .
11 (июня 1985). Сегодня ко мне приходила узбечка Лейла с
цветами. Впрочем, она принесла цветы всем членам комиссии.
Меня тронула ее благодарность: на самом деле, нельзя ожидать,
что твой пациент будет тебе благодарен, это, увы, не в
человеческой природе, и когда ты ничего не ждешь, то не
испытаешь и разочарования. Я все еще не могу прийти в себя:
как несправедливо устроена наша система: один недалекий,
некомпетентный или предвзятый психиатр – и у человека
разрушена жизнь! Вспоминаю, как зимой я участвовала в
комиссии, созданной по поводу семнадцатилетнего мальчишки
направленного в больницу военкоматом. Он, как ни странно,
хотел служить в армии, а врачи не давали ему добро.
Оказывается, когда ему было семь лет, мама привела его к
невропатологу с жалобой, что он мочится в постель, и доктор
так и написал в его карте: "Ночной энурез. Эписиндром?" Потом
в течение десяти лет этот диагноз так и переходил с одной
карты в другую, но при переписывании "эписиндром" превратился
в "эпилепсию" и потерял знак вопроса. А парнишку все это время
так никто и не осмотрел!
Актер Виталий говорит теперь прекрасно – хоть завтра в
театр. Впрочем, он прекрасно играет и так, безо всякой сцены,
была бы публика. Самая верная его зрительница – это,
конечно, жена Ольга; мне ее искренне жаль. Сегодня Виталий
рассказывал