Но услышь же меня, Серена! Я не могу допустить, чтобы ты покончила с собой. Не могу допустить, чтобы ты, подчиняясь тропизму, влетела в костер, словно мотылек. Ох, Серена, Серена!
Он шагал как во сне, и вдруг впереди – рукой подать! – вспыхнуло Сияние.
Высокий дрожащий столб холодного тусклого огня – словно Зевс, явившийся Данае в образе золотого дождя. Эти замшелые руины – все, что осталось от храма, выстроенное вокруг высокого, в человеческий рост, огня. Должно быть, когда-то этому свету молились прихожане. И вот он снова здесь: мерцает, ждет.
Невыразимо уставший Уэстон понимал, что впереди последняя битва. Вернее, позади, ибо во тьме звучали тяжелые шаги, от которых подрагивала пружинистая земля. Наконец из мглы явилась новая форма жизни – новейшая из всех, что были созданы человеком.
Уэстон заслонил собой Серену и стал ждать, наблюдая, как отблески Золотого Сияния играют на мертвенно-бледном теле гиганта.
Великан шагал вперед.
И – прошагал мимо.
Не обращая внимания на Уэстона с Сереной, великан шествовал на свет! Уэстон даже рот раскрыл от изумления. Вот монстр неуверенно протянул лапищу, чтобы коснуться сияния, но та уперлась в невидимый барьер. Великан повторял свои бесплодные попытки. Уэстона для него не существовало.
Рука Серены выскользнула из ладони Уэстона, и девушка ушла во тьму, следуя инстинкту, влекущему ее к далеким кострам. От усталости у Уэстона кружилась голова. Он последовал за Сереной, то и дело оглядываясь. Великан, словно под гипнозом, пялился на Сияние и тщетно пытался коснуться его.
За людьми он не пошел.
Уэстону не запомнился обратный путь. Должно быть, он задремал на ходу, шаркая по мху, держась за руку Серены, которая увлекала его к ожидавшим ее кострам. Шли небыстро; терпение девушки оказалось до жути бездонным.
Поздним утром вышли к голубым домикам. Юноши на мгновение отвлеклись, а затем снова склонились над фигурой, которую лепили из глины.
– Уже почти готово, – промурлыкала Серена. – Значит, время не потрачено впустую. Скоро… Наверное, уже скоро!
Держать ее за руку стоило немалых усилий. Уэстон искал врата, но глаза слипались. Сонливость накатывала неумолимо, будто океанский прилив. Очнувшись, Уэстон увидел, что Серена идет к кострам. Еле перехватил.
Возможно, с течением времени врата переместились, или Уэстон просто забыл их точное местоположение. Он долго искал, и все мышцы ныли от изнеможения, а кругом стоял вечный полдень человечества – человечества, обреченного на вечную ночь и пытающегося уничтожить себя.
Работа у юношей спорилась. Слепой тропизм, древний врожденный инстинкт… Уэстон, спотыкаясь, сонно бродил вокруг пруда, тащил за собой Серену…
…И вдруг он очутился в Версале, на знакомом месте. В небе гудел самолет. Уэстон по-прежнему держал Серену за руку. Протащил ее сквозь время, из полудня в вечер.
И это стало его проклятием. Проклятием для них обоих.
К