Впереди был зал Пифии. Впереди висела алая портьера, расшитая серебряной нитью. Где-то вдали, в конце бесконечного коридора, чьи очертания расплывались перед глазами…
Он не запомнил, как шел по коридору. Вероятно, ноги сами несли его вперед. И наконец что-то мягкое коснулось его протянутой руки, пробуждая от кошмара.
В тот же миг он стал самим собой. Мир вокруг вновь сделался отчетливым и ярким, от сонливости не осталось и следа. Замок все так же полнился сном и магией, и в воздухе угадывалось присутствие быстро перемещающихся невидимых существ. Но сознание Бойса наконец прояснилось полностью.
Уверенным движением он отвел портьеру.
Огненная клетка пребывала на прежнем месте, тихо гудя, и все так же внутри ее стояла мраморная девушка. Бойс ни мгновения не сомневался, что найдет ее здесь. Пифия была неподвижна, как статуя в нише, и его вовсе не удивило, что она, похоже, не дышала и не говорила с той минуты, когда рука врага в последний раз коснулась Керака.
Сейчас враг снова здесь, и в зале пахнет чуждой магией. Бойс молчал, тяжело дыша, и ждал.
А девушка стояла лицом к нему, сложив перед собой бледные как лед руки, и складки белого платья ровными волнами падали к ее ногам. У него возникло сильнейшее желание дотронуться до ее платья, до сложенных рук, чтобы понять, статуя это, или мраморная фигура, или бесплотный призрак, или все-таки живая женщина.
Но он не осмелился. Он стоял, разглядывая закрытые глаза, сомкнутые губы, безупречную красоту, такую же нечеловеческую, как красота каменного изваяния.
И вдруг губы ее едва заметно раздвинулись.
– О чем ты хочешь спросить? – произнесла она бесстрастно.
При звуках этого нечеловеческого голоса Бойс вдруг со всей ясностью осознал, что он единственный живой человек в Кераке, если только чары не пощадили Танкреда.
Воздух вокруг него полон враждебной магии. Замок превратился в огромный склеп, в могилу для полумертвых людей, отданных на милость торжествующего Города Колдунов. Только он один, живой и бодрствующий, стоит здесь, и все его надежды – лишь на это мраморное создание, которое нельзя назвать ни бодрствующим, ни живым.
– Скажи, что делать, чтобы спасти Керак, – с дрожью в голосе проговорил он.
Если она и поняла, то ничем этого не выдала. Почему-то Бойс предполагал, что ей известно о происходящем вокруг нее, что она не нуждается в зрении, чтобы осознать грозящую Кераку опасность. А если это ее вообще нисколько не волнует?
Глядя на нее в тишине, он вдруг ощутил в воздухе ритмичную дрожь; и хотя та была крайне слабой, напряженные до предела чувства вряд ли могли его обмануть.
А потом Пифия заговорила.
– Слушай меня, – произнесла