Отповедь королеве последовала немедленно и была выдержана с точки зрения современного дипломатического протокола в абсолютно неприемлемом тоне. Иван доказывал Елизавете, что та ведет себя не как положено настоящей государыне, что королева на самом деле несамостоятельна в решениях:
…Мимо тебя люди владеют… А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая [обыкновенная] девица.
Столь откровенная грубость объяснялась, правда, еще одним важным обстоятельством. Среди прочего Иван Грозный в величайшей тайне настоятельно предлагал Елизавете взять на себя взаимное обязательство предоставить друг другу в случае необходимости политическое убежище. Формулировка звучала так:
…Если бы кто-нибудь из них по несчастию принужден был оставить свою землю, то имеет право приехать в сторону другого для спасения своей жизни, будет принят с почетом и может жить там без страха и опасности, пока беда минует и Бог переменит дела.
Иван Грозный, развязавший войну против тогдашней политической элиты – старого боярства, предпочитал подстраховаться. В Вологде по царскому распоряжению даже строили суда, чтобы было на чем отплыть в Англию.
Елизавета, подумав, согласилась удовлетворить пожелание Ивана Грозного, но не сочла необходимым оговорить такие же условия для себя, чем необычайно уязвила самолюбивого царя.
Внезапное осложнение в отношениях между Москвой и Лондоном удалось, впрочем, быстро уладить. Обиды были заглажены любезностями королевы, подарками, новыми торговыми договоренностями, поставками в Москву оружия и даже переговорами о возможной женитьбе (между прочим, уже женатого) Ивана Грозного на родственнице английской королевы.
В качестве кандидатуры на роль русской царицы всерьез рассматривалась Мария Гастингс, племянница королевы по матери. Что касается досадной помехи, то есть тогдашней жены Ивана Грозного Марии Нагой, то московская дипломатия разъясняла ситуацию Лондону следующим образом:
Государь наш по многим государствам посылал, чтоб по себе приискать невесту, да не случилось, и государь взял за себя в своем государстве боярскую дочь не по себе; и если королевнина племянница дородна и такого великого дела достойна, то государь наш, свою отставя, сговорит за королевнину племянницу.
Любопытно, что в этих переговорах о сватовстве царь заставил участвовать даже Афанасия Нагого, брата своей жены.
Переговоры о женитьбе шли долго: англичане, зная характер жениха, вопрос затягивали. Сначала русским не разрешали сделать портрет невесты, потому что она якобы переболела оспой. Елизавета писала русскому послу:
Любя брата своего, вашего государя, я рада быть с ним в свойстве; но я слышала, что государь ваш любит красивых девиц, а моя племянница некрасива… да и больна, лежала в оспе.
Посол Писемский, не соглашаясь, отвечал:
Мне