«Почему у меня в обслуге одни грузины?!»
«Это преданные вам люди, они вас очень любят!»
«А русские что – не любят?!»
По дому и в хозслужбах у Сталина работали исключительно грузины, только с русскими именами. Тамаз был Толя, Резо – Роман, Гиви – Гриша и тому подобное. Каждого из них примечали, отмечали наградами, званиями. Дошло до того, что шашлычник был произведен в генералы. Другой генерал, духанщик, обеспечивал Сталина продуктами.
«Друг Иосифа, они вместе росли», – разъяснил Хрущеву Маленков.
Этот долговязый, с выпученными глазами снабженец часто пировал за столом вместе с членами Президиума Центрального Комитета и слышал все, о чем говорилось. Он никого не стеснялся – ни Маленкова, ни Булганина, ни Хрущева. Чокался, как равный, кивал головой, пел. Сталин любил послушать песни, да и сам был не прочь подтянуть знакомый мотив. Любимый шашлычник в конце войны вышагивал у мангала в погонах генерал-лейтенанта, да и наград у него на груди заметно прибавилось. А где он воевал, нанизывал на шампуры мясо и помидоры?! Стоит в мундире с лампасами, как елка, увешанный орденами, орлиноносый Вано-Ванечка и люляшки жарит.
Когда Сталин усомнился в абсолютной преданности Лаврентия, тогда-то и заменили обслугу на даче, и не только людей грузинской национальности, но и отдаленно напоминающих нацменов. Всех сомнительных сменили чистокровные курносые русаки. Не коснулись перемены лишь сердобольной Валечки, которую чья-то торопливая рука по ошибке занесла в список увольняемых, да вовремя спохватились.
«Так-то лучше! – бурчал Сталин, когда уволили грузин. – А то развели панибратство!»
Правда, опасность диверсий при этом меньше не стала. Ведь тот же Берия имел непосредственное отношение к подбору кадров, только действовал он теперь через Маленкова и через нового министра госбезопасности Игнатьева, который заменил Абакумова и так же, как все вокруг, заискивал перед непотопляемым лубянским маршалом.
Многолетняя усталость, преклонный возраст, пошатнувшееся здоровье – поговаривали, что Сталин перенес два тяжелых инфаркта, тормозили ход его размышлений. Спецпочта, те самые кричащие красные конверты, которые при получении следовало читать незамедлительно, грудами валялись на письменном столе совершенно нетронутые. Иногда для отвода глаз их подбирали, раскрывали и возвращали адресату, вроде содержимое просмотрено. Старческая прострация делала вождя не таким быстрым, не таким зорким, но злопамятным и немилосердным он оставался всегда.
– Ты бы не траву жрал, как кролик, а судачка попробовал, – обратился правитель к Берии и тыкнул вилкой в тарелку с судаком под маринадом. – Судак – это для любого желудка праздник!
– Рыбу врачи запретили.
– Врачи! Мало мы сажаем этих проклятых врачей! Сколько честных