Алан тут же оживился.
– Все греки умеют танцевать. Для них это естественная форма самовыражения. Если играет музыка, кто-то непременно выйдет в центр, протянет руку, за нее возьмется другой, и начнутся танцы. А бывает еще и зейбекико! Это танец, в котором участники кладут друг другу руки на плечи: сначала их двое или трое, потом присоединяются следующие, женщины хлопают в такт… Всё вокруг так и бурлит от волнения. Кровь начинает кипеть!
– Хотела бы я это увидеть.
– Возможно, еще увидите. Не будет же война продолжаться вечно.
Когда принесли вино, Алан пригласил хозяина выпить с ними за скорую победу. «Победа, победа!» – воскликнул тот, подняв бокал, после чего сообщил гостям, что итальянцы уже через месяц будут на коленях. Лично он в этом не сомневался.
Когда хозяин вышел, в комнате стало тихо. Эту тишину нарушало только жужжание ламп, под которыми на стенах были развешаны плакаты. На одном красовалась Мадонна в византийском стиле, другой представлял собой военную пропаганду: эпирские[24] женщины, подоткнув юбки, помогали мужчинам подымать пулеметы по склону горы.
Принеся еду, хозяин деликатно удалился и сел за свой столик, пока Алан не окликнул его:
– А где же все посетители?
Хозяин снова вскочил и объяснил, что людям сейчас не хочется развлекаться. Они не желают веселиться, пока молодые люди сражаются и умирают.
Когда он снова сел, Алан посмотрел на него с нежной грустью, и Гарриет спросила:
– Вы очень любите Грецию, да?
– Очень. И саму страну, и ее жителей. В них есть восхитительная энергия и доброжелательность. Конечно, им хочется нравиться, но это не мешает их независимости и индивидуальности. Знаете историю про греческого столяра, которого попросили сделать шесть стульев?
– Нет. Расскажите.
– Заказчик хотел шесть одинаковых стульев, и столяр заломил непомерно высокую цену. Заказчик пришел в ужас, а столяр ответил: за полцены я сделаю вам шесть разных стульев.
Алан еще некоторое время рассказывал им о греках и сельской местности – «идиллической и неиспорченной». Гая интересовали практические аспекты греческой жизни, и его внимание привлекло слово «неиспорченная»: не имел ли Алан в виду неразвитость? Говоря об идиллии, не хочет ли он сказать, что условия жизни крестьян не менялись со времен Оттоманской империи? Как можно наслаждаться красотой страны, жители которой живут в нищете и несчастье?
Алана это нападение застало врасплох. Его мрачное лицо словно потемнело, и он, казалось, утратил дар речи. Несколько мгновений спустя он ответил таким тоном, словно была задета его гордость:
– Я много путешествовал по этой стране, и мне не приходилось видеть, чтобы люди здесь были несчастливы.
В голосе его прозвучали раздражение и вызов, и если бы Гарриет могла, то немедленно сменила бы