– Господь и вылечил, – встряла Феша, – да только вы, барин, сутками лоб расшибали, а ентот лекарь, я сама слышала, одно слово только сказал – мол, забери, Господи, меня, ежели кого-то забрать нужно, а ее оставь. Да не иначе как с тех пор барынька-то и встали.
– Дура баба!!! – завопил не своим голосом Александр Онуфриевич. – Али ты басурманка, в силу Святого Причастия не веришь?
– А кто за отцом Васильем-то послал, чтобы с Тайнами пришел к барыньке-то? – не сдавалась Феша. – Кого Господь надоумил?
В пылу спора хозяин и крестьянка не заметили, что хозяйка снова исчезла в комнате, где лежал доктор Финницер, и поплотнее прикрыла за собой дверь.
– Открой! Открой, растреклятая! – Александр Онуфриевич колотил кулаками в дверь, но та была заперта.
– Фадюша, это… это правду сказала Феша? Ты говорил так? – В голосе Наталии Ивановны слышались строгость, умиление и тревога.
Доктор Финницер кивнул.
– Это… ты зачем?! Зачем?! – Хозяйка, казалось, совсем забыла о том, что больному меньше всего сейчас следует волноваться, и с рыданиями повалилась в изножье кровати – то самое, где всего пять дней назад доктор в таком же исступлении произнес свою страшную молитву.
Вдруг женщина почувствовала, что слабая длиннопалая рука гладит ее по голове. Услышала голос, совсем спокойный и рассудительный:
– Ну как зачем? Чтобы тебя спасти…
– Не слишком ли велика цена?
– Ничтожна, – слабо улыбнулся доктор.
– Перестань! Не говори так…
Александр Онуфриевич, с мясом выломавший своей недюжинной силой дверной замок, ворвался в комнату, крепко схватил жену за косы и выволок в столовую.
– Мне ентот твой Фадюша, как ты его величаешь, в кошмарах снится! Ты понимаешь, что́ он чуть не сотворил в ту ночь, когда мы с тобой убежали? Подумай, что было бы, ежли бы сотворил?.. Да пусть бы подыхал в канаве, а не пил с ложечки молоко, да еще из твоих рук!
Наталия Ивановна встала и воззрилась на мужа. Глаза ее полыхали, как два огнива.
– Христос на Кресте, ты думаешь, умирал за праведных? за благодарных? Это во-первых. А во-вторых, обидеть гостя сродни святотатству!
Успокоилась и договорила совсем тихо и спокойно:
– И потом, ты же не знаешь, что там было до того, как ты вышел на наш дом.
– А что было? – спросил Александр Онуфриевич строже некуда.
– Он ведь целых полгода у нас прожил, пока ты не пришел… Все было как в хорошем сентиментальном романе. Целомудренно, красиво и безнадежно. – Она горько усмехнулась.
– А потом появился я и все испортил, – хмыкнул хозяин еще горше.
– Нет, дело было не в тебе, а в том, что Фадюша – немец, лютеранин. Да и не нравился он мне. Нет, в смысле, я готова была его любить, но только как доброго, нежного брата, не более того.
На последних словах Александр