Порфирий Васильевич, тоже переодевшись у себя в кабинетике в халат, вошел к ней в спальную и старался улыбнуться. Она отвернулась от него.
Он подсел к ней и проговорил:
– Ну-с, будем в мире жить.
– Да, советую вам. Иначе ни за что не удержите меня около себя. Это ничего не значит, что я вернулась, но как что – я сбегу навсегда, и уж второй раз сбегу туда, где долго не найдете меня, – отвечала Катерина Петровна, не глядя на него.
– Романов начитались, что ли? – ядовито спросил он.
– Ну, уж это мое дело, а не ваше.
– Зачем же слово «вы»? Будем говорить друг другу «ты», как мужу с женой полагается.
Ответа не последовало. Катерина Петровна продолжала глядеть в сторону.
– Нельзя ли обернуться к мужу? – спросил он, опять стараясь держаться ласкового тона.
– Зачем? – спросила она, сухо взглянув на него.
– Муж и жена, так надо поговорить по хозяйству. Ты четыре-то тысячи все-таки от отца по документу не получила? Ах ты какая!
– Опять деньги! Ах ты господи! Не получила, но получу и буду держать их у себя.
– Ну, то-то. А прощать зачем же? Деньги нам на хозяйство пригодятся.
– Вот я и буду процентами с них на свои нужды пользоваться. Но довольно о деньгах. Я больше о них разговаривать не желаю.
Вошла кухарка и доложила, что сундук с бельем и узлы привезли.
– Вели внести все это в гостиную, – отдала ей приказ Катерина Петровна.
Два дворника Петра Михайловича втащили в гостиную два узла и сундук. Кухарка помогала им.
– Разобрать, барыня, прикажете? – спрашивала она.
– Узел с подушками развяжи, икону повесь на стену, подушки и одеяло положи на кровать, а остальное разбирать не надо, – отвечала Катерина Петровна.
– Отчего же не надо? – заговорил Порфирий Васильевич. – Давай разберем вместе и положим все в комод и буфет.
– Нет, нет. Не желаю я этого. Надо подождать.
Порфирий Васильевич промолчал и стал курить папироску, сильно затягиваясь и в раздумье поскабливая у себя в затылке. Кухарка постлала постель и стала уходить из спальной.
– Поставь, Матрена, самовар. Мы чаю еще не пили, – отдал он ей приказ и, когда она удалилась, спросил жену: – Отчего же ты, Катенька, не хочешь разложить по местам свои вещи?
– Оттого, что надо прежде посмотреть, могу ли я еще жить с вами. Может быть, завтра же мне уходить придется.
– Но, но… Зачем так? Давай ладком…
– Какой же тут ладок, ежели вы уж сегодня же опять о деньгах начали!.. А я этого слышать не могу. И повторяю… Слово мое твердо. Как только вы начнете дурно говорить о папеньке с маменькой или станете толковать о деньгах – я уйду туда, куда говорила. А вещи мои покуда пусть будут наготове.
– Ну, понимаю, понимаю. Ах, женщины! – вздохнул Порфирий Васильевич, притворно улыбнулся и спросил: – Это к нему, что ли?
Катерина Петровна смело взглянула ему в лицо, кивнула и отвечала:
– Да.