– Что, если я выйду за нее в другую смену? Она сможет с кем-нибудь поменяться?
– Да ладно, не бери в голову. Я разберусь.
– Извини.
– Нет проблем. Поговорим позже.
И он отключился.
Я убрала мобильник, сделала еще один глоток пива и уставилась на город. По серпику луны плыли темные облака. Воздух теперь казался холоднее, отчего кости у меня заныли, как у старухи. Нужно выпить еще. По крайней мере, на сегодняшний вечер это может решить мои проблемы. Однако пива уже почти не осталось, а вернуться внутрь я не решалась.
Ну, все.
Хватит об этом думать.
Вечеринка жалости к одинокой девушке закончилась одновременно с выпивкой. Нужно выбраться из тени, вытащить голову из задницы и вернуться внутрь. Нельзя упускать эту возможность. Как будто я не мечтала миллион раз или больше познакомиться с кем-нибудь из группы. Я уже познакомилась с Дэвидом Феррисом. Так что мои желания вполне могут осуществиться. В следующий раз буду просить у господа сиськи побольше, задницу поменьше и умение лучше выбирать себе друзей.
И достаточно денег, чтобы оплатить обучение сестры в колледже и, конечно, сохранить крышу над головой.
– Еще будешь? – спросил глубокий голос, заставив меня вздрогнуть. Мой подбородок дернулся вверх, глаза расширились. Я думала, что я одна, но в углу, ссутулившись, сидел парень. Тускло блестели волнистые светлые волосы до плеч, остальная часть тела оставалась в тени.
Вау.
Нет. Не может быть, чтобы это был он.
Я имею в виду, что, конечно, может. Но все-таки этого не может быть!
Кем бы он ни был, он должен был слышать мою половину телефонного разговора, а этого больше чем достаточно, чтобы назвать меня одной из величайших идиоток нашего времени. Послышалось звяканье и шипение открываемого пива, и он протянул его мне. Свет из комнаты отражался на запотевшей бутылке, заставляя ее блестеть.
– Спасибо. – Я подошла ближе, достаточно близко, чтобы разглядеть его даже при слабом освещении, и потянулась за пивом.
Черт возьми. Это действительно был Малкольм Эриксон.
Вот и настал кульминационный момент моей жизни. Когда я была подростком, у меня на стене спальни висела одна или две фотографии «Стейдж Дайв». Ладно, может быть, не две, а три. Или двенадцать. Неважно. Дело в том, что на одном постере была вся группа. По крайней мере, фотограф, вероятно, думал, что вся. На переднем плане – Джимми с искаженным лицом, кричащий в микрофон. Справа от него, наполовину окутанный тенью и дымом, стоял Дэвид, склонившийся над своей гитарой. А слева, ближе к передней части сцены, высился игравший на бас-гитаре Бен.
Но они не имели значения. Совсем.
Потому что позади них был он – в окружении огней, сияющих сквозь ударную установку. Обнаженный по пояс и мокрый от пота, захваченный фотографом врасплох. Его правая рука была вытянута, он сосредоточился на своей цели, тарелке, по которой собирался ударить. Чтобы извлечь громкий звук.
Он играл самозабвенно и выглядел как бог.
Сколько раз после целого дня забот о матери и сестре, усердной