– Не волнуйся, знаешь ничуть не меньше, чем я. Знакома с его родными, дружишь с его невесткой. И я бы не стала называть мистера Фелана поклонником. Во всяком случае, он далеко не единственный. Я не намерена давать обещание выйти замуж раньше, чем жених не вернется с войны целым и невредимым. Кому нужен муж, которого до конца жизни придется возить в инвалидном кресле?
– А ты, оказывается, жестокая.
Пруденс гордо улыбнулась:
– По крайней мере честная.
Беатрикс взглянула с сомнением.
– И что же, честность не мешает переложить на чужие плечи ответственное дело – написать за тебя любовное послание?
Пруденс небрежно отмахнулась.
– И вовсе оно не любовное. И в его письме не найдешь ни слова о любви. Просто придумай что-нибудь жизнерадостное и ободряющее.
Беатрикс нашла затаившийся в складках повседневного платья карман и аккуратно спрятала сложенные листки. Сомнения не отступали: обман, пусть и ради благой цели, никогда и никого до добра не доводил. Но с другой стороны… никак не удавалось прогнать образ уставшего, страдающего воина: похоронив товарищей и вернувшись в тесную палатку с распухшими, до крови стертыми тяжелой лопатой ладонями, он торопливо пишет письмо. А рядом тоскливо воет осиротевший косматый пес.
Внезапно стало ясно, что сочинить ответное письмо – тяжкий труд. Да и Пруденс скорее всего просто струсила.
Беатрикс попыталась представить, с какой сердечной болью Кристофер покинул удобную приятную жизнь и оказался в мире, где само существование грозило оборваться со дня на день, с минуты на минуту. Воображение отказывалось рисовать избалованного красавца в условиях голода, одиночества, лишений, опасности и… смерти.
Она поймала в зеркале взгляд подруги.
– Так какая же твоя любимая песня, Пру?
– Если честно, то у меня ее вообще нет. Напиши ему о своей.
– Может быть, следует спросить совета у Одри? – предложила Беатрикс, имея в виду жену Джона Фелана.
– Ни в коем случае. У Одри проблемы с честностью: ни за что не отправит письмо, если узнает, что писала не я.
Беатрикс издала неопределенный звук, похожий одновременно и на смех, и на стон.
– Вряд ли подобный подход можно назвать «проблемами с честностью». Послушай, Пру, может быть, все-таки передумаешь и напишешь сама? И проблемы сразу исчезнут… такое простое, очевидное решение.
Пруденс, однако, отличалась невероятным упрямством, и чем настойчивее ее заставляли что-то делать, тем тверже она стояла на своем. То же самое произошло и сейчас.
– Простое и очевидное для всех, кроме меня, – решительно возразила она. – Убеждена, что ни за что на свете не смогу ответить на сумбурное, запутанное письмо. Не исключено, что Фелан и сам уже забыл, о чем писал. – Она вновь сосредоточилась на собственном отражении в зеркале и старательно провела по губам нежно-розовой помадой.
Ах, до чего же прелестно выглядела мисс Мерсер! Личико в форме сердечка, тонкие, безупречно изогнутые брови над круглыми