Уж не раз сватались к принцессе все по очереди князья Северных Земель и Синегорья, да и соседние короли Марралора и Барлотта, и три брата Хельмлинги. Никому Олдрин её не отдавал, потому что давно решил породниться с могучим Чёрным Властелином, который был вдовцом.
В эту ночь в замке Лундгарда было неспокойно. Трижды сменив коней, лишь в густых сиренево-синих сумерках при свете полной луны, которая огромным диском нависла над рвом, отделявшим священную рощу от замка, воевода добрался к его каменным стенам. Заполненный водою ров, не источал зловоний, как в других местах, вода в нём постоянно обновлялась протокой из небольшого ручья, текущего по окраине Лундгарда.
Оставив коня и пройдя внутренний двор, Фаррелл поднимался по ступеням главного входа, как внутри вдруг раздался безумный крик Олдрина и ужасающий женский рёв. Фаррелл выхватил нож и побеждал по коридорам наверх. Грохот ломающихся дверей, слетающих с петель, крики, визг и плачь, как будто старой служанки, кормилицы принцессы, разносились по замку. Все стражники и полупьяные князья бежали туда же – к покоям принцессы.
– Что стряслось? – на ходу спросил Фаррелл, схватив за шиворот слугу, бегущего прочь оттуда, откуда доносился шум.
Мальчишка закрылся руками, боясь, что сейчас его ударят, и, трясясь от страха, прокричал:
– Пощади, господин! Это не я, не я!
– Говори, или я убью тебя на месте! – взревел воевода, тряся парня над каменными плитами пола.
– Я не виноват! Господин мой! Владыке донесли, что принцесса улетела бабочкой к неизвестному возлюбленному, он то ли бард, то ли друид, а то и вовсе проходимец. Король рассвирепел и ворвался в покои дочери. Но делать этого было нельзя. Старая Гвиневра не хотела пускать стражу к своей воспитаннице. И вот…
– Что?
– Владыка Олдрин отмахнулся от старой няньки, та ударилась головой о стену. А между тем, баторы и сам король вломились в опочивальню. Гвиневра, истекая кровью, бросилась туда же. Они там! Там!
– Где принцесса? – проорал воевода, опуская парня на землю.
– Там она! Там! Спит. Только не дышит.
Отшвырнув слугу в сторону, Фаррелл побежал по коридору к опочивальне принцессы. Олдрин, сидел возле ложа, убранного белоснежным балдахином с амарантовыми подвязками и лентами, сидел там и рыдал. Девушка на постели, будто спала, но точно, как и сказал слуга, не дышала.
Держась рукой за голову, с лицом, перекошенным от боли, старая Гвиневра, не переставая плакать, причитала и молила:
– О, Владыка, не тронь тела дочери твоей. Не губи! Сон её не простой, спит она сном священным, сокровенным… Не губи, Владыка…
– Что ты несёшь, старая колдунья! – вскочил король и бросился к ногам дочери, обнял их и зарыдал ещё сильнее, причитая: – О, дочь моя, кто погубил тебя? Кто морок сей навёл? Несдобровать ему, будь он хоть