наук, «предоставляемых собственному студентов выбору»[385]. Этот выбор не составлял научной специализации, как таковой, хотя иногда так назывался в документах. Это была лишь первая попытка примирить педагогическую задачу академий с научной[386]. Мера была вынужденной, но малопродуманной, и потому она не открывала перспективы. Студентами выбирались не главные богословские направления, для углубленного специального изучения, а, напротив, менее важные для богословского образования дисциплины. При этом сами принципы преподавания, рекомендуемые для предметов по выбору, ничем не отличались от таковых, реализуемых в главных – общеобязательных – курсах. Не было решено ни вопроса о специальном – научном – изучении богословских наук, ни вопроса о значении небогословских предметов для высшего богословского образования.

      Вскоре после введения Устава 1814 г. учебный план претерпел определенную структуризацию. Четырехлетнее образование в академиях было разделено на два двухгодичных цикла или отделения: первое называлось «философским» и было ориентировано на общее образование, второе называлось «богословским» и включало все богословские дисциплины. Некоторые историки академий видели в этом влияние древних богословских училищ: первый круг обучения – для начинающих – огласительный, более общий; второй – для посвященных – открывающий глубинные тайны богословского знания[387]. Менее возвышенный взгляд усматривал в этом разделении просто частичный возврат к традиции дореформенной русской духовной школы[388]: восходящая последовательность словесно-философских классов с некоторым добавлением наук «положительного знания» (исторических, естественных и математических), венчаемая богословием. Так или иначе, но определенный смысл и удобство в такой структуре были: собственно богословское образование начинали студенты старшего курса, уже обладавшие опытом изучения наук на высшем уровне, то есть оснащенные научно-методическим аппаратом, умением выявлять научные проблемы и искать их решение. Студент-богослов приступал к серьезному познанию Священного Писания, Предания, учения Церкви о Боге, глубины Божественного Откровения, осмыслив – хотя бы отчасти – Откровение Бога в сотворенном им мире. Однако равенство по объему богословской и небогословской составляющих вызывало удивление даже на начальном этапе. В конце же 1830‑х гг., когда встал вопрос о расширении богословского образования и его научном углублении, и ограниченность богословских предметов одним страшим отделением, и позднее начинание изучения главных – богословских – предметов стало вызывать серьезные упреки[389]. Постепенное развитие научного богословия в 1830‑50‑х гг. повлекло за собой развитие учебного богословского курса, а этот процесс постепенно выявил нежизненность описанной выше структуры учебного курса.

      Но с каждым