Милютин, крепкий и абсолютно лысый человечек с окладистой бородой и маслянистыми глазками, любил сидеть во главе стола и слушать похвалы в свой адрес от домочадцев. Человек нелегкой судьбы, сделавший состояние на торговле антиквариатом в лихие 90-ые, он мог по праву гордиться тем, что входит теперь в число богатейших коллекционеров столицы, избежав многих неприятностей на своём извилистом пути к успеху и большим деньгам.
Сегодняшний день поначалу ничем не отличался от предыдущих воскресений. Разве что, во время обеда случилась словесная перепалка между его дочерями, Марфой и Аглаей, не нашедших лучшей темы, чем при живом отце начать обсуждать, кому из них после его смерти достанется собранная им коллекция картин. Визгливый крик дочерей, наконец, вывел Милютина из себя и он, встав из-за стола, велел им прекратить, на что его жена Мария, дородная и не утратившая ещё своей яркой южной красоты женщина, вступилась за дочерей:
– Серёжа, в конце-концов, они вправе знать, что и сколько они получат после твоей смерти. Мы все под богом ходим, пора уже и о детях подумать. Или ты хочешь, чтобы после твоей смерти твоя коллекция пошла по рукам?
Слова жены произвели на коллекционера самое неожиданное действие. Он захохотал, да так зло, что своим чудовищным хохотом заставил замолчать вошедших в раж дочерей. Все в недоумении уставились на него, а он всё хохотал и хохотал, отчего у всех присутствующих побежали мурашки по коже. Выглядело это весьма жутко: он опирался двумя руками о край стола и, выгнувшись дугой, походил на разъярённого зверя, вставшего на задние лапы и скалившего зубы сквозь торчащие в разные стороны волосы всклокоченной рыжей бороды. Так ведут себя животные, загнанные в угол. Хохот его захлебнулся в кашле, сквозь который он сумел прохрипеть только слово «Подавитесь».
Откашлявшись, он словно пришёл в себя, рухнув без сил на стул, и тихо повторил ещё раз:
– Подавитесь!
– Что ты сказал, я тебя не поняла?– забыв снять улыбку с лица, тревожно всматривалась в него жена,– Что значит это твоё «подавитесь»?
– А то и значит,– наконец к Милютину вернулся голос,– вы все ничего от меня не получите. Никто из вас троих ни рубля из моих денег, ни клочка холста из моей коллекции не получит. Я всё своё имущество завещал вот ему, Ваньке-Каину, – махнул он головой в сторону приемного сына,– а ненавистному тебе Пронякину все мои картины, включая здание галереи. Как вам такой оборот, а?– И снова захохотал.
– Мама, он же с ума сошёл!– закричала Аглая, а Марфа в ярости кинула в отца тарелку, но промахнулась, и тарелка с оглушительным дребезгом разбилась о пол.
– Ты не в себе,– удовлетворенно хмыкнула жена и плотоядно облизнулась, словно жаба перед тем, как полакомиться жирной мухой,– Но мы тебе поможем. Доктора тебе помогут, мы тебя срочно госпитализируем. Я сейчас позвоню своему знакомому врачу из областной психиатрической, он за тобой приедет. У тебя явно нервное расстройство, возможно временное умопомешательство. Девочки, помогите мне связать вашего отца до приезда врача, пока он не сбежал от нас и не наломал дров.
Обе дочери как по команде вскочили и бросились к отцу, но на помощь Милютину пришёл его сын Иван, всё это время молча сидевший за столом, словно неживой, уткнувшись в тарелку. Худенький мальчик встал у сестёр на пути, выставив перед собой столовый нож, словно меч, держа его двумя руками.
– Не пущу,– крикнул он и стал размахивать ножом в разные стороны.– Папа, беги. Беги, папа, я их задержу.
– Ах ты, неблагодарный подкидыш, в тюрьму захотел?– властно прикрикнула на него жена Милютина, всем телом поворотившись в его сторону,– Да я тебя в колонию для малолетних сдам, как только мы от твоего папаши избавимся.
Этих нескольких секунд Милютину хватило, чтобы выскочить из комнаты, забаррикадировав за собой дверь:
– Беги и ты, Иван,– крикнул он сыну из-за двери,– Беги к Пронякину, он тебе скажет, где меня искать.
***
Милютин натянул валенки с обрезанными голенищами, потопал ногами, проверяя, насколько удобно стопа села на подошву. Вышел на крыльцо загородного дома и полной грудью вдохнул чистый воздух, наполненный ароматом хвойного леса. Только здесь он чувствовал себя сейчас в полной безопасности. Весь участок по периметру был обнесён 3-х метровым глухим забором, ворота и калитка заперты изнутри. Ключи только у него. Второй комплект у сына, который должен приехать.
«Сердцем чую, что сумел улизнуть от сестёр»,– убеждает сам себя он, припоминая собственное бегство. Вернувшись в дом, Милютин позвонил старому другу, адвокату Орловскому, и подробно рассказал, как жена с дочерями хотят от него избавиться, объявив его сумасшедшим:
– Валера, я не удивлюсь, если они убьют меня. Моя жизнь под угрозой. Я их боюсь. Если со мной что-то случится, знай, что это дело их рук.
На все возражения адвоката о том, что он преувеличивает, Милютин возбуждённо кричал в трубку, что Орловский просто их не знает так хорошо, как он. Не удовлетворившись одним звонком другу, сделал ещё не меньше десятка звонков всем, чьи номера помнил, пока