Внучка. Бернхард Шлинк

воскресенья своего детства, когда его одолевала скука. Когда его ничто не привлекало и не интересовало – ни игры, ни книги, когда он бесцельно слонялся по дому, заходил в комнату сестры, заглядывал в кухню; взяв яблоко, выходил в садик, ложился на траву, но тут же опять вставал; разок-другой пнув мяч в стену, бросал его. Это были родные сердцу воспоминания о странном состоянии блаженно-дремотной пустоты. Вот и сейчас ему нечем было занять себя, свои мысли. Он бы с удовольствием выключил, погасил сознание и предался этой неге анабиоза. Но он был возбужден, напряжен, как зверь, готовящийся к прыжку.

      Потом ему стало холодно. День выдался мягкий, над рекой реял теплый ветер. Но земля была холодная. Он встал и на негнущихся ногах пошел назад. Женщина в окне исчезла, хотя окно все еще было открыто, и когда он позвонил и ему опять никто не открыл, сверху раздался голос:

      – Вы к кому, молодой человек?

      Не поднимая головы, он пожал плечами и, выразив руками недоумение и сожаление, ушел.

      Он отправился по описанному Биргит маршруту до Кёльнише-Хайде и обратно. Смотреть было не на что, и он понял ту скуку, которую она испытывала во время воскресных прогулок. Скукой можно наслаждаться только в одиночестве, только пустившись по ее волнам, а не идя за руку с матерью или старшей сестрой, которая тащит тебя за собой, как на веревке.

      Потом стемнело. Когда Каспар снова подошел к дому, окно, из которого выглядывала женщина, было закрыто, а за тонкой занавеской горела яркая лампа. В предполагаемых окнах Биргит света не было, и дверь на его звонок опять никто не открыл. Ему вдруг стало страшно. Причин, по которым отсутствовали Биргит и Хельга, могло быть много. Но бабушка почти не покидала квартиру из-за больных ног, и если и ее не было дома, то это могло означать какой-нибудь несчастный случай, собравший всю семью в больнице у постели пострадавшего. И когда кто-нибудь из них появится, оставалось загадкой. А ему нужно было до полуночи быть на Фридрихштрассе.

      Он купил в булочной две булочки и сунул их в карман пальто. Нерешительно постоял на тротуаре. Школа напротив была погружена во мрак. Он пересек улицу, нашел в подворотне нишу за колонной, в которой можно было стоять или кое-как примоститься на цоколе колонны и наблюдать за домом Биргит, и принялся за булочки.

      Улица была пустынна. Лишь изредка проезжала какая-нибудь машина с трескучим мотором и вонючим выхлопом. Каждые десять минут мимо проползал битком набитый трамвай, а через десять минут возвращался почти пустым. Люди тоже появлялись из-за угла с интервалом в десять минут; электричка привозила их на отдых с фабрик и из контор. Каспар видел их в свете фонарей в пальто, куртках, в платках, рабочих комбинезонах, с шарфами на шее, с папками под мышкой; они размахивали при ходьбе руками или держали их в карманах, шагали с усталыми, бодрыми или невозмутимыми лицами. Кто-то из них исчезал в подъездах дома напротив, а через минуту-другую