– Дома она не услышит саму историю, – сказала она. – Разрешены только наряды. А истории Элеонора не знает.
Оказалось, что Мара тоже придерживается такой политики. Для нее проблемой были не сами принцессы, а сюжеты.
– Эти истории ужасны, – сказала она, скорчив гримасу. – Все до единой одинаковые: романтика, любовь и спасение принцем. Я буду защищать от этого свою дочь.
Вспоминая необъяснимое знакомство моей собственной девочки со сказкой о Белоснежке, я задала вопрос, возможно ли такое в принципе.
Я верила, что смогу уберечься от сказок и от игрушек, но потерпела неудачу на обоих фронтах. Каковы же шансы на то, что можно разрешить одно, уберегая от другого?
Я провела много времени с дочерью Даны и уже знала, что она может полностью рассказать историю Ариэль.
Дана пожала плечами.
– Ну да, она слышит ее от своих друзей, – признала она. – Но, по крайней мере, не дома.
Этих матерей заставила задуматься пестуемая сказками мысль о том, что мужчина будет заботиться о вас. Однако сказки также предоставляют персонажам некоторый контекст, арку повествования. Золушка получает шанс ускакать с принцем, но до этого она проводит большую часть времени, одеваясь в лохмотья и становясь наглядным примером доброты, сдержанности и смирения. Что остается без этой предыстории? Какой, по их мнению, будет бессюжетная «принцесса», представшая перед девочками?
Тогда Джули сказала:
– Я думаю, все дело в том, что на нее смотрят, что ей восхищаются. Дело в особом отношении. – Она закатила глаза: – Она получает, а не отдает.
– А еще это весело, – заметила Дана.
Да, черт возьми, это весело. Кто не любит лак для ногтей с наклейками цветочков? Кто не любит время от времени играть в переодевания, становясь живым вихрем шелков и бархата? Однажды Дейзи заговорщицки прошептала мне: «Мам, а ты знаешь, что девочки могут носить что угодно, а мальчики могут ходить только в штанах?» Вот оно: наряжаться – по крайней мере, сейчас – это то, что она может делать, а не должна. Это источник власти и привилегий, как и игра в Белоснежку, в которой действие вращалось вокруг нее и контролировалось ею.
А мальчики… даже здесь, в Беркли, семилетнего сына моей подруги так безжалостно дразнили из-за его нового, любимого розового велосипеда, что в течение недели он отказался на нем ездить. Вполне возможно, что мальчики тоже носили бы блестки, если бы могли. Изабелль Черни, профессор психологии Крейтонского университета, обнаружила, что практически половина мальчиков в возрасте от пяти до тринадцати лет, когда их приводили одних в комнату и говорили, что они могут играть с чем угодно, выбирали «девчачьи» игрушки так же часто, как и «мальчиковые», – но только если были уверены, что никто об этом не узнает. Особенно отцы: мальчики уже в возрасте четырех лет говорили, что их папы подумают, будто это «плохо» – играть с «девчачьими»