его убить. Они убивают всех, кто говорит правду. Это их работа». И, разумеется, она была права. Я знала, что она права. Голова Иоанна Крестителя сказала мне, что она права. Мы, богатые, облеченные привилегиями, те, кто каким-то образом приобрел или унаследовал могущество и власть, мы всегда убиваем тех, кто пытается сказать правду. Потому что правда приносит человеку свободу. А получая свободу, ты обретаешь способность думать самостоятельно, и обычно твои мысли им совершенно не нравятся. Ты даже можешь начать осознавать, что они с тобой делают. Такого они потерпеть не могут. Вот и должны тебя убить. Я там присутствовала, при распятии. Мария Магдалена, я, его мать и несколько других женщин. Петр и остальные мужчины куда-то подевались. Они испугались. Именно женщинам достало храбрости остаться, наблюдать и скорбеть. Когда все закончилось, я села под тутовым деревом и плакала, а Мария Магдалена обнимала меня. «Не плачь, маленькая, – сказала она. – Все, что мы любим, умирает. Мы любим ушедшее. Мы любим то, что здесь и сейчас. И мы делаем то, что можем». Вот я и встала в заброшенном саду, у надгробий, под тутовыми деревьями. И я танцевала. Я танцевала в заброшенном саду. И плакала, когда танцевала. Но горе смешивалось с глубокой, иррациональной радостью. Не потому, что у меня была надежда. Но потому, что я могла танцевать. Несмотря на потерю всего, я могла танцевать. Вот я и танцевала.
