К июню из Швеции прибыло 10 000 новых рекрутов, пополнив армию Карла до 24 000 человек. Оставив отряд на случай появления русских частей, Карл с основными силами в 18 000 человек двинулся на юг, намереваясь форсировать Двину близ Риги и разгромить армию, состоявшую из 9000 саксонцев и 4000 русских под общим командованием саксонского генерала Штейнау. Река достигала в ширину 650 ярдов; чтобы переправиться через нее, шведы провели десантную операцию. Она удалась благодаря дымовой завесе, которую устроили, поджигая сырую солому и навоз, и поддержке тяжелых орудий с кораблей, бросивших якорь на реке. Карл лично возглавил первую атаку пехоты; возражения своих встревоженных офицеров он отмел, заявив, что он не погибнет раньше, чем судил ему Господь. К сожалению Карла, шведы не смогли переправить свою кавалерию и саксонская армия, хотя и изрядно потрепанная, успела отступить. Солдаты, присланные Петром на подмогу Августу, повели себя не лучшим образом. Четыре петровских полка, которые Штейнау держал в резерве, ударились в панику и разбежались, даже не вступив в бой. Презрение Карла к петровской армии еще более возросло.
Вскоре после этой несомненной, но не окончательной победы Карл, которому было в ту пору девятнадцать лет, принял стратегическое решение, которое оказало глубокое влияние и на его жизнь, и на жизнь Петра: до вторжения в Россию добиться полного разгрома Августа. В то время это представлялось вполне разумным. Невозможно было выступать против двух противников одновременно, а из этих двоих саксонцы вели активные действия, тогда как русские попритихли. Кроме того, Саксония и даже Польша представляли собой ограниченный театр военных действий: войска курфюрста можно было загнать в угол и разбить. Россия же была так велика, что шведское копье, даже глубоко вонзившись в плоть этого гиганта, все же могло не поразить его сердце.
Помимо всего прочего, Карл чувствовал себя жестоко оскорбленным. Август был его кузеном, цивилизованным европейским монархом, а потому в глазах Карла выглядел вероломным подлецом, гораздо худшим, чем Петр. Петр хотя бы соизволил объявить войну, прежде чем напасть, тогда как Август вторгся в Ливонию без предупреждения. Мог ли Карл, даже если бы заключил мир с курфюрстом, полагаться на то, что тот не нарушит данного слова и не нападет на него, как только шведы вторгнутся в Россию? Да и вообще, как говорил Карл одному из друзей, – «унизительно для моей чести входить в какие бы то ни было сношения с человеком, который повел себя столь постыдно и бесчестно».
Наконец, Карла не могли не тревожить странные, на его взгляд,