Керстин была старше меня всего на два года, наверное, именно поэтому ее определили ко мне. Впрочем, полтора года службы в королевском дворце сделали свое дело, и моя наставница чувствовала себя женщиной, умудренной жизненным опытом. Она разговаривала со мной немного свысока, пока не забывалась, тогда Керсти превращалась в обычную девушку, готовую болтать без умолку. А я слушала и не перебивала, так набираясь необходимых мне знаний о жизни Двора. Это помогало разобраться в связях и интригах придворных. Конечно же, у меня был мой дядюшка, но с ним мы не могли видеться каждый раз, когда бы мне этого потребовалось. И любовь к сплетням моей наставницы оказалась просто неоценимой. Как и помощь в освоении должности фрейлины.
И сейчас наступило время первого церемониала – пробуждение ее светлости. Вчера я просто присутствовала при утреннем ритуале, сегодня же вполне могла стать его участницей. Не могу сказать, что мне хотелось снимать с герцогини ночную сорочку или же ожидать под дверью уборной, пока ее светлость будет справлять свои надобности. Однако моя должность обязывала ко многому, что касалось личной жизни герцогини. И раз уж я ввязалась в эту интригу, то стоило принять условия предложенной игры, не ропща и не выказывая недовольства.
– Терпение, послушание и твердость в своих убеждениях – они станут вам верными помощниками на пути к заветной цели, – так говорил мне дядя, делая последние наставления.
Наставления я получила и от своих домочадцев, когда меня провожали во дворец. Отец поцеловал в лоб и строго посмотрел в глаза.
– Не посрамите ваш род, дочь моя, – таково было отеческое напутствие.
– Я буду тосковать без тебя, сестрица, – со слезами на глазах объявила Амберли, однако и она не удержалась от наказа: – Умерь свой пыл, дорогая. Пусть во дворце живут иллюзией, что ты примернейшая из примерных.
– Ничего не могу обещать, но постараюсь, – заверила я сестрицу и приняла ее в любящие объятья. Расставаться было тяжело, все-таки мы прожили бок о бок большую часть наших жизней и стали не просто родственниками, но по-настоящему родными друг другу.
А вот матушка отказывать себе в нотациях не стала. Она прочитала мне их столько за последнюю неделю моего пребывания дома, что я была уверена – в день отъезда у родительницы не останется ни одной. Однако я ошиблась. Старшая баронесса Тенерис была кладезем нотаций, и они выскакивали из нее с той же легкостью, как дорогой фарфор из рук растяпы. И