– Пожалуйста, не выходите из машины, – снова сказал он.
– Не беспокойтесь, не выйду.
Мак Кери открыл дверцу машины, вышел, взял из багажника купленный еще в Вашингтоне венок без надписи и положил этот венок на чью-то могилу. Так было задумано с самого начала – для Оли и всех, кто мог приехать на похороны Ставинского, они были просто посетителями у чьей-то чужой могилы.
Мак Кери постоял несколько минут возле этой чужой могилы, а Ставинский слышал через открытое окно, как там, поодаль, возле его могилы дочка сказала священнику:
– Наверно, никого не будет. Начинайте, пожалуйста.
Священник стал у закрытого гроба, лежавшего на холмике свежевскопанной земли, и начал отпевать раба Божьего Романа Ставинского. Мак Кери вернулся, сел за баранку и тронул машину.
Ставинский последним взглядом окинул собственные похороны. Жалкая картина. Сиротливая и жалкая… Когда они выехали с кладбища, он сказал Мак Кери:
– Давайте заедем в бар. Нужно выпить – помянуть покойника. Все-таки я знал его довольно близко.
– Н-да… – сказал Мак Кери. – Вы сильный человек, Ставинский.
14
Спустя три дня после визита Вирджинии в советское посольство дипломатическая почта доставила в Москву анкеты и фотографии семнадцати очередных американцев, которые просили у советского правительства въездные визы для туристической поездки в СССР. Из МИДа этот пакет переслали спецкурьером на площадь Дзержинского, 2, в 7-й туристический отдел Второго главного управления КГБ. Здесь, в канцелярии, анкеты изъяли из засургученного пакета, зарегистрировали в книге «Входящих документов», и большегрудая секретарша Катя аккуратно разложила их по отдельным папочкам, а затем понесла в кабинет начальника американского сектора майора Незначного.
– Новенькие прибыли, Фрол Евсеич, – сказала майору Незначному черноглазая двадцатипятилетняя Катя, внося в его кабинет эти папки на своей большой и высокой груди. Катина грудь не вмещалась ни в какой китель, и потому Кате давно разрешили ходить на работу не в форме, а в гражданском платье, несмотря на ее высшее сержантское звание – старшина. Собственно, в воинской гэбэшной форме в туристическом отделе вообще мало кто ходил на работу – по роду службы то и дело приходилось бывать в интуристовских гостиницах, ресторанах и прочих местах, где бывали иностранные гости, – но Катя, пользуясь этим спецразрешением, вообще ходила по учреждению в легкой прозрачной блузке, в тапочках-шлепанцах и какой-то полудомашней ситцевой юбке, которую распирали ее мощные, ядроподобные бедра.
Закрыв за собой тяжелую дверь, Катя подошла к заваленному газетами и бумагами письменному столу Незначного, обошла его, став совсем рядом с майором, положила перед ним папки с семнадцатью анкетами и, глядя на Незначного своими выпуклыми, с влажной поволокой глазами, ждала, не скажет ли он ей что-нибудь. Ее грудь