Между тем, высылка Солженицына за границу, которую он сам считал весьма вероятной, до окончания развода с Решетовской и регистрации брака с матерью его детей создала бы множество проблем. В этом случае бракоразводный процесс пришлось бы завершать на основе западного законодательства, т. е. с разделом всех финансовых активов Солженицына за границей, размеры которых были известны лишь адвокату Хеебу. Во время заседаний суда в Рязани Решетовская произносила длинные обвинительные речи и обычно требовала отсрочки, каждый раз на шесть месяцев – и эти требования удовлетворялись судом. Но в Рязани эти речи не привлекали никакого внимания. На Западе же все было бы иначе. Солженицын мог бы оказаться на длительный срок разделенным со своими детьми, а между тем Наталья Светлова ждала еще одного ребенка.
Семейные дела явно приобрели приоритет, и Солженицын был крайне обеспокоен переносом дискуссии о них на страницы западной прессы и в передачи зарубежного радио. Он просил меня как можно быстрее дать ответ на статью Владимирова. Солженицын также сказал, что он не отказывается от финансовой помощи Решетовской, и передал мне написанную на бумажке небольшую справку о размере сумм в валюте, которые уже переводились ему адвокатом через Внешторгбанк СССР.
По дороге на станцию мы условились о конфиденциальной связи. Она устанавливалась через Роберта Кайзера, корреспондента «Вашингтон Пост» в Москве. Я с ним регулярно встречался в 1970–1972 годах, обычно в Государственной библиотеке имени Ленина. Кайзер встречался также с Солженицыным и несколько раз брал у него интервью. Американские журналисты в Москве имели привилегию пользоваться дипломатической почтой. Британским или французским журналистам их посольства в Москве