– Что за… – шепнула я.
– Удачи тебе.
Парень развернулся и, подтянув лямки рюкзака, трусцой бросился прочь. Я на ходу уже пыталась вернуть свой комм к жизни, но все тщетно. А парень, даже особо не спеша, нырнул в арку между высотками и испарился.
Я пробежала за ним до конца прохода, потом по проулку и следующему. На этих задворках было пусто – ни души, ни одного случайного прохожего. Случись здесь что-то, никто и не заметит. Разве что когда мусор наконец приедут вывозить…
В проулках гуляло эхо, пахло влажным бетоном, а на подоконниках темнел намокший от дневного дождя мох. Я никогда не ходила по таким окраинам, никогда не подбиралась так близко к стене (разве что у приюта, но там я бродить не хотела), и теперь эти пустые темные переходы меня пугали. Да и сам приют здесь, совсем недалеко, отодвинутый подальше из центра города. А ведь новые поколения, особенно покинутые родными и сироты, – это будущее. Почему же от этих мест и самого приюта, серого и холодного, веет могильной сыростью?
Я вернулась по переулку в поисках дверей, за которыми парень мог скрыться, а потом осмотрела пожарные лестницы. Но вскарабкаться с земли по ним было трудно: нижние их ступени были подняты до второго этажа, а если бы парень до них и дотянулся, я непременно увидела бы его где-то наверху: металлические лестницы прекрасно просматривались. Ничего не дала и прогулка вдоль стены: гладкий бетон взмывал ввысь неприступной твердыней, и ни трещины, ни подкопа я не нашла. Парень просто пропал. И исчез он, конечно, в городе, а не за его пределами.
Моя фантазия с этим рюкзаком перешла все границы. Может, в конце концов, он и правда вовсе не принадлежал исключенному? А о том, что связываться с незнакомцем не стоило, нож – откуда бы он ни взялся – говорил красноречиво.
И все же мне следовало сообщить об этом парне: если его поймают и осудят, мне полагаются баллы за содействие, но с коммом, который никак не хотел включаться, сделать было ничего нельзя. Я бросила взгляд наверх: солнце уже, видимо, зашло и небо начало тускнеть. Скоро в приюте объявят комендантский час.
– Ну и где тебя носило?
Сора стояла в дверях женской спальни, уперев руки в бока. «Повесили тут на меня малолетку» – вот что читалось в ее взгляде. Из-за ее спины выглядывали две рыжие девушки. Одну из них я уже сегодня видела: она утешала меня, когда я читала уведомление о церемонии прощания, а вторая… Вторая была похожа на первую как две капли воды. Я сморгнула: показалось, что в глазах двоится. Но нет: рыжих было двое. Сестрами они, конечно, по правилам Циона быть не могли, но от одинаковости их лиц мне стало тревожно.
– Сейчас без двух девять.
Я успела посмотреть на часы еще в вестибюле – мой комм так и не заработал.
– Весьма недальновидно с твоей стороны гулять до последнего. Особенно в твой первый день, – парировала Сора.
Она