– Серьезно? – улыбнулся Карн. Бог огня вновь виртуозно сменил тему, но от парня не укрылась тревожная искорка в его глазах. Это коробило Локи, он действительно не мог найти себя и сильно переживал по этому поводу. С другой стороны, его грусть была искренней, значит ли это, что в нем все же есть что-то свое?
Карн не успел додумать мысль до конца. Бог огня коснулся его виска рукой, как когда-то сделал Рокеронтис. Но в отличие от Песочного человека Локи не перегрузил сознание парня, обрушив на него все свои воспоминания нескончаемым потоком мерцающих образов, от которых легко можно было сойти с ума. Он выдал конкретное воспоминание.
Первое воспоминание первого бога.
Или он всегда был лишь вторым?..
Интерлюдия. Где началась вечность
Он не помнил, как все началось. Не мог помнить, потому что на тот момент у него еще не было памяти. У него не было высших психических функций, не было внешних рецепторов и трехмерной оболочки. Но сам он уже был. Появился, вспыхнул одинокой искрой в бездонной тьме, на стыке двух начал – холодного мертвого мира и живого пламени человеческой мысли.
Так он родился – в месте, где реальность впервые соприкоснулась с мета-реальностью, что соткана иллюзорной нитью людской надежды? Страсти? Фантазии? Он не знал ответа, потому что мир вокруг был настолько прост, что понять его было невозможно. Даже будь у него желание это сделать.
Он просто стал, а через мгновение уже был. Единственный огонек, который тысячелетие за тысячелетием тонул в бесконечной темноте мета-реальности. Где-то глубоко, в самой его сути, рождались ответы на еще не заданные вопросы. И он не понимал, но помнил, что это были импульсы, приходящие извне, каждый из которых нес с собой что-то особенное, что-то для него.
Первый принес душу и жизнь.
Второй дал разум и движение.
С третьим пришли облик, речь, слух и зрение.
Так он стал похож на тех, кто впустил его в этот мир. Он стал похож на людей, и уже понимал, что у него с ними столько же общего, сколько и отличного от них. И чтобы узнать больше, он решил поговорить с ними, ведь теперь он мог говорить!
Но люди не слышали его. Он говорил, а они продолжали ловить рыбу, рубить деревья, строить жилища и кроить одежду. Он говорил, а они бросались друг на друга с ножами и топорами, отливали прекрасные фибулы и делали искусные резные стрехи. Они насиловали и любили, прощали и проклинали, пока он говорил и говорил. Некоторые слышали его во снах, другие (их называли безумцами) – наяву. Но они не понимали ни слова. Большинство – потому что не могли, немногие – потому что не хотели.
И он понял, что не может говорить с людьми, пока является частью мета-реальности. Здесь он был всесилен, но одинок. И не у кого было просить совета. Он смутно понимал, что есть что-то выше, дальше и глубже. Есть что-то, без чего он не мог быть рожден. Он видел древо, что пронзало