Слушая эти слова, Лионель краснел, бледнел и заливался слезами.
– Что с вами, Лионель? – спросила его новая наставница, взяв за подбородок, – вы уже решили меня покинуть? Вам уже наскучила моя опека?
– О, нет! милая сударыня, я оплакиваю землю моего отца, которая доныне остается в чужих руках. Не имея подданных, как я смогу отвоевать свою честь?
Ланселот сказал, глядя на него с презрением:
– Фу, дорогой кузен, фу! Плакать из-за потери земли! Если вам хватает смелости, хватит и земель. Станьте мужчиной, так добьетесь их мужеством, мужеством же и удержите.
Все, кто слышал эти слова Ланселота, подивились столь возвышенной мудрости в столь нежном возрасте; а Владычицу Озера, казалось, поразило лишь это прозвание «дорогой кузен», данное им Лионелю. Слезы подступили к ее глазам от самого сердца; но, обратясь к Леонсу Паэрнскому, она пояснила ему, что дети нигде не могут быть в большей сохранности, чем у нее.
– А вы, Ламбег, – добавила она, – возвращайтесь к вашему дяде Фарьену и приведите его к нам. Не спрашивайте, кто я; довольно вам знать, что моим замкам не страшны никакие посягательства Клодаса. Я пошлю кого-нибудь проводить вас по закоулкам этих укреплений; и вы возьмете сюда только Фарьена и Леонса Паэрнского.
Все то время, пока Леонс гостил у Владычицы Озера, он непрестанно вглядывался в нежное и миловидное лицо Ланселота. По пути, когда они подъезжали к Тараску, он сказал Ламбегу:
– Вы заметили, какие речи вел друг наших сеньоров? Никогда еще столь гордые слова не звучали из детских уст. Он был в высшей степени прав, назвав Лионеля своим кузеном.
– Как, – возразил Ламбег, – разве они могут быть в родстве? Мы знаем, что у короля Бана был всего один сын, и сын этот умер в тот же день, что и он сам.
– Поверьте мне, это Ланселот; это сын короля Бана. Я хорошо присмотрелся к нему и узнал черты, взгляд, походку короля Беноикского. Сердце мне так подсказало; и ничто не помешает мне видеть в нем монсеньора Ланселота.
Но Владычица Озера после отъезда Леонса и Ламбега привела детей к себе во дворец. Она тут же отозвала Ланселота в сторону и спросила, пытаясь придать голосу суровость:
– Как вы посмели назвать Лионеля своим кузеном? Разве вы не знаете, что он сын короля?
– Госпожа, – ответил юнец, покраснев, – это слово пришло мне на язык, и я не удержал его.
– Так скажите, ради вашего передо мною долга, кого вы считаете благороднее, себя или Лионеля?
– Госпожа, я не знаю, такого ли я знатного рода, как он; но зато уж никогда я не стану плакать о том, что у него исторгает слезы. Мне часто говорили, что прародители всех людей – один мужчина и одна женщина;