Ромашки для Наташки и другие рассказы. Светлана Сорока

до звонка осталось семь минут. Времени для творчества было достаточно. Посмотрим, что у вас получилось! – И он, взяв со стола красную ручку, собрался, как обычно, ходить по рядам и выставлять оценки.

      Илью охватила паника. Со всеми переживаниями, которыми был полон урок, мальчик совершенно забыл нарисовать другие цветы, не для Наташки, а для учителя… И теперь он сидел, смотрел на пустой лист и с ужасом понимал, что всё сейчас раскроется, что вот сейчас все поймут, что именно он послал Гуровой рисунок.

      А Сергей Иванович приближался и приближался, всё слышнее были его замечания или, наоборот, похвалы ученикам. Вот он уже склонился над Колей, кажется, ставит ему четвёрку… Ещё мгновение, и учитель оказался у стола Ильи и с недоумением уставился на пустой лист.

      – Погонин, а где твоя работа?

      – Моя?.. – Илья замялся.

      Голубоглазый Колька сразу всё понял и, развернувшись к другу, смотрел на него с сочувствием и грустью, но не знал, чем помочь.

      Похоже, не один Коля догадался о том, где рисунок Ильи. В классе стали раздаваться смешки и шуточки: «влюблённый художник», «Погонин и Гурова»…

      Илья был готов сквозь землю провалиться, а Сергей Иванович повторил уже более настойчиво:

      – Я спрашиваю, где твоя работа? Ты чем весь урок занимался?

      – Я…

      Казалось, таких безвыходных положений у Ильи ещё в жизни не было. Но вдруг к его парте подошла Гурова! Она появилась почти бесшумно, словно фея из сказки, призванная спасти его, и, сжимая в руке листок с цветами, чуть взволнованным голосом произнесла:

      – Сергей Иванович, вы только двойку Погонину не ставьте. Вот его рисунок! Ему его ромашка не понравилась, и он меня попросил другую нарисовать… А по-моему, красиво: лепестки ровные, и разукрашено ярко… Очень красиво! Возьми! – С этими словами девочка протянула Илье листок.

      Смешки прекратились, ребята от недоумения открыли рты.

      Илья благодарно посмотрел на старосту, а затем перевёл взгляд на рисунок: на месте надписи остался чуть заметный след от ластика.