Он принял рассеянный вид человека, полностью занятого мыслями. Затем кивнул Лукасу и направился к двери.
Решение было принято. Он едва ли мог яснее дать понять, что не хочет слышать возражений.
– Это тоже в некотором смысле ловушка, потому она должна быть продумана до последней детали, а также последствий, – заметил Лукас за его спиной. – Вы представляете, как далеко Фиона захочет зайти в этом деле?
– Ей я, естественно, преподнесу все иначе, – заявил Стэффорд, – что по вашей собственной теории означает, что даже фомальхиванин не узнает.
«А еще я многого не скажу тебе», – подумал он; вслух же избежал каких-либо замечаний. Он сбегáл настолько быстро, насколько мог.
Когда речь шла о способности догадываться обо всем на основе простых намеков, он точно не недооценивал Лукаса Хильдебрандта.
Едва Рой Стэффорд вышел в коридор, лицо Лукаса больше не должно было поддерживать возвышенного выражения, потому скривилось от отчаяния. Он не позволял этого себе, в его планы не входило печалиться: «Рё Аккӱтликс», как говорили ӧссеане, «Боже сохрани». Во всей безнадежности, которую он ощущал, виновата была усталость. Только усталость.
Мысленно он проклинал свою голову и неверный расчет времени. Этого никто не должен был видеть, Рой Стэффорд уж точно. Лукас не был глупым, чтобы не понять, когда его шеф лжет – или когда пытается что-то замолчать. Видимо, изначально он пришел, чтобы отправить его за фомальхиванином, но после того, что увидел, передумал.
Лукас подошел к столу и свалил в кучу все свои заметки о Фомальхиве. В последнее время все документы он складывал очень аккуратно – с мыслью, что уже скоро их примет после него кто-то новый; но в этом случае порядок уже был неважен. «Раз уж нужно сделать театральный жест, пусть оно того стоит», – рассудил он и запихнул целую пачку в молекулярный шредер. Рё Аккӱтликс, четыре недели работы! Десятая часть всего времени, которое у него было. Вот только Фиона его ненавидела – это он уже давно понял: он даже знал точный день, час и минуту, когда вызвал в ней эту ненависть, так что никаких сомнений не было. Она бы все равно из его заметок ни одной буквы не взяла.
«Должно быть, чтение их стихов в оригинале так возносит, – зазвучал в его памяти ее восхищенный голос. – Такие вещи обогащают человека внутренне».
Он позвал ее тогда в кафе, потому что у нее были красивые ноги, соответствующе интеллигентный вид и неоспоримый шарм; но он даже не предполагал, до какого потока якобы одухотворенной болтовни дойдет дело.
– Ты был на Благословенной Ӧссе, Лукас. Случалось ли там с тобой что-нибудь мистическое?
Он не верил своим ушам. Ему захотелось начать рассказывать, что на Ӧссе в каждом доме особый трубопровод, похожий на газовый, и через него люди пускают аромат ладана и медитируют