Я вполне понимаю, как тяжелы и раздражающи были твои переживания в связи с анкетными делами.
Но, надеюсь, теперь, post factum, ты не будешь отказываться от того, что отношение к тебе в казанском институте сложилось на основе твоего глупейшего поведения и что анкетные заковырки они просто использовали для расправы с тобой. Мне стало известно от Акимовых[32], что у тебя были с этим директором столкновения и не анкетного порядка. Не буду повторяться и на тему о том, какое впечатление производит в наше время форменный мундир «стиляги» и ленивая походка разочарованного джентльмена. Если ты думаешь и на новом месте повторить этот «модус вивенди», то, конечно, тебе обеспечен плохой конец. Пользуюсь тем, что по почте ты не сможешь закричать на меня «молчи!», как ты это делал, стоя передо мной в клетчатой кофте на аэродроме перед отходом самолета, и повторяю тебе эти неприятные истины.
У нас никаких особых новостей нет. Из Москвы ничего не получала. Антон Як. стал тоже часто прихварывать, работает сейчас гораздо меньше. <…>
Я взяла еще одно совместительство: заочную среднюю школу. Там 1 раз в неделю читаю обзорные лекции, принимаю зачеты и проверяю контрольные работы. Устаю я до крайности. Сейчас в вечерней школе идет обследование, на уроках все время сидят инспекторы, так что напряжение большое. Тоня учится неважно, но немного лучше, чем в прошлом году.
Еще раз прошу тебя серьезно задуматься над тем, что ждет тебя в будущем, если ты и в этом институте составишь себе такую же репутацию, как в Казанском.
Целую и благословляю тебя.
Мама.
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Магадан. 28 февраля 1955 г.
Дорогой Васенька!
Ты немного неточен. Ты не писал мне не весь январь, как ты пишешь, а весь истекший квартал, как выражаются счетные работники, а впрочем, и отдельные беллетристы. Ты не ответил даже на «говорящее письмо», которое я с такой любовью мастерила и надеялась получить подробное описание того, как ты его слушал, похож ли голос и т. д. и т. п. Это было очень обидно. Но что делать, насильно мил не будешь, и смешно было бы мне, человеку, прошедшему такой путь, умолять о любви и внимании. Когда-нибудь ты, наверно, поймешь, кто из всех живущих на земле людей любила тебя наиболее преданно и самоотверженно, но это, скорее всего, будет уже после меня, твои оправдания насчет перегрузки учебой выглядят формально и абсолютно неправдоподобно. Ведь я отлично знаю, что ты в течение учебного семестра занимался чем угодно, только не медициной, что ты отсрочил первый экзамен на 20 дней и, вообще, сессию как и всегда, брал штурмом. Вот ты еще года не проучился, а уже и в новом институте у тебя накапливается новый «кондуит». Первое опоздание в сентябре (знаю, знаю, что это не по твоей вине, но тем осторожнее надо было быть в дальнейшем), перенесение сроков экзаменационных, опоздание с зимних каникул… А сколько еще мелких мне не известных фактов!
Но