Иран живет по солнечному календарю (Солнечная хиджра, в ходу только в Иране и Афганистане, все прочие мусульманские страны пользуются классическим исламским календарем – Лунной хиджрой) (см. сноску-1 внизу).
Согласно Солнечной хиджре, Исламская революция победила в Иране в 1357-м году (в феврале 1979-го), 1358-й год (21.03.1979 – 21.03.1980), стал переходным, а в последний день шахривара 1359-го (22.09.1980) началась война с Ираком, продлившаяся 8 лет.
Через 6 лет выяснится, что, несмотря на захват в заложники в Тегеране американских дипломатов и взаимную ненависть народов, все 8 лет США тайно поставляли Ирану оружие и запчасти к боевой технике. А Советский Союз, открыто осуждая вторжение Саддама Хусейна в Иран, все 8 лет вооружал Ирак, связанный договором о дружбе и сотрудничестве от 1972-го года и собственными интересами в ближневосточном регионе.
21 марта 2023-го года в Иране начался месяц фарвардин 1402-го года.
Тегеран, ты мне снишься.
Воспоминания о тебе мне дороги. Поэтому я и решила написать эту книгу.
Когда я слышу азан – призыв к намазу – я до сих пор представляю себе раскалившийся за день, а теперь тихо тлеющий красный шар, устало катящийся за темно-серую ломаную линию Эльбурса. И вижу, как на город опускается тьма – внезапная, как всегда на востоке. Именно эту картинку изо дня в день я наблюдала из окна в ванной.
В московских ванных я никогда не встречала окон. В Тегеране у нас была огромная ванная, с большим двустворчатым окном, выходящим на север. Мы жили на высоком этаже, и из ванной открывался самый лучший вид – на северные фешенебельные районы в предгорье Демавенда (Демавенд – спящий вулкан в горном хребте Эльбурс (Альборз) на севере Ирана, в провинции Мазендеран высотой 5870 м над уровнем моря, высшая точка Ирана и всего Ближнего Востока).
Я любила запираться в ванной, включив воду, будто моюсь (мама запрещала высовываться в окно) и, свесив ноги, устраиваться на подоконнике в предзакатное время, когда тегеранцы выходили с шлангами поливать тротуар перед своими домами.
К вечеру асфальт раскалялся, как плита, шипел и пускал клубы пара. Пар поднимался ввысь, смешиваясь с ароматами специй, горы на севере подергивались дымкой, бело-сиреневой и легкой, как чадор незамужней персиянки.
И в тот самый момент, когда тлеющий диск тяжело валился за Демавенд, над городом разносился азан.
Перелетая эхом от репродуктора к репродуктору, пронизывающие его звуки уходили вверх, к горам, и растворялись где-то там, где наши молитвы принимаются к сведению.
А тем временем город, минуя скучные серые сумерки, почти мгновенно, как персиянка чадру, накидывал густое пряное покрывало теплого вечера. Эти всегда внезапные тегеранские вечера, перетекавшие в бархатные ночи, казались мне многомерными, загадочными и полными тайн. А как только в черном неподвижном небе зависал лукавый полумесяц, многообещающе заглядывая к нам в окна, мы опускали светомаскировочные портьеры. С началом