– Нравится? – раздается в тишине ночи.
Я боюсь дышать и тем более поворачиваться.
Бежать некуда. Да и было бы глупо рассчитывать на то, что он позволит это сделать.
– Зачем ты здесь? – глухо роняю и не оборачиваюсь.
Нельзя смотреть ему в глаза. Мне никогда не удавалось выдерживать натиск его янтарного взгляда.
Он прокашливается. Как будто собирается с мыслями, а затем выдает очередную отговорку:
– Дизайнер предложил внести изменения в проект.
– Это же какие? – уже более язвительно проговариваю. – Белку посадить в хрустальном дворце с золотыми орехами? Стембольский, – отгораживаюсь официальными нотками в голосе, – к чему такой апофеоз в спальном районе, для обычных людей? Или…
Вдох-выдох.
Набираюсь сил, чтобы максимально жестко отбрить нового дворового мецената.
– Или это очередная предвыборная кампания? В депутаты метишь? Ой, прости, в мэры?
– Рина, что не так? – хладнокровно спрашивает, как будто проводит анкетирование.
А мне хочется развернуться и врезать ему. За его вопрос: «Что не так?»
Все не так, Стембольский. И лучше бы тебе идти в свою красивую богатую жизнь и не мешать простым смертным проживать ту единственную жизнь, что предназначена им судьбой.
– Думаешь, кинул свою дизайнерскую клумбу, как кость собаке, и все рассыпались в признательности?! У Тимофеевны тут был огород. Она ковырялась в своих грядках с утра до вечера. Сеяла. Высаживала рассаду. А что теперь? Ты отнял у человека смысл жизни. Единственный. Помрет еще.
Я довольно откровенно и хлестко выплевываю каждое слово. В надежде его прогнать.
По правде, мне нравится клумба. Даже очень. Уютная красота в убогом старом дворе. Яркий участок иной жизни – без бед и горестей, маленький рай.
– Ты, Стембольский, так и не научился одному! – продолжаю словесно наступать, а спиной чувствую, что он подходит ближе.
Табун мурашек стремительно несется вдоль позвоночника, и хочется уже заорать, насколько это больно – чувствовать его вот так, как в ту ночь, когда у нас случилась первая близость.
– Интересно, чему?
– Согласовывать с другими свои планы!
В панике я пытаюсь отстраниться, и он сразу понимает, что к чему, и успевает меня остановить.
Я продолжаю стоять спиной. Никакого зрительного контакта, иначе это будет полный провал и мое очередное поражение.
– Отпусти, Ян, – мучительно выдыхаю и продолжаю словами бить наотмашь: – Все в прошлом. Я тебя больше не люблю.
Мы стоим на темной