Я потягиваю кофе, который сегодня на редкость хорош, а сама разглядываю людей в помещении: парочка вечноулыбчивых японцев; двое парней в костюмах, спорящих над каким-то документом перед ними; троица подростков в бейсболках задом наперед; мужчина с вьющимися светло-каштановыми волосами, сидящий ко мне в профиль на другой стороне кофейни. Что-то в его облике меня цепляет. А еще какой-то лысый тип рядом с красивой блондинкой в нарядном розовом платье. Лысость объясняла бы отсутствие ДНК на месте преступления. Этот человек, возможно, привлек бы мое внимание, если б не одно обстоятельство: его внимание целиком направлено на блондинку – точнее, ее бюст. Здесь он определенно не ради меня.
Это все, что я успеваю сделать, прежде чем звонит мой сотовый. Мать-перемать, кто там еще… Я скидываю звонок и начинаю снимать кофейню на видео, не стесняясь и не торопясь. Да, такая вот я дерзкая, когда на кону стоят людские жизни.
Отснятое я сбрасываю Чаку с пояснением, что это такое, и, заручившись от него сигналом о получении, встаю. Попутно бросаю в мусорку пустой стакан и обнаруживаю, что все еще не могу как следует рассмотреть того кудрявого. В поисках лучшего ракурса начинаю медленно, ровной поступью продвигаться к двери и мимо него. С неожиданной резкостью он встает и поворачивается ко мне спиной, эффективно и как будто намеренно блокируя мне обзор.
Я разворачиваюсь и смотрю, как он направляется к урне возле стойки. Рослый, лет сорока с небольшим, то есть не молодой, но и не старый. Дать ему уйти, не выяснив, кто он такой, я не позволю.
Спешу за ним следом, хватаю за руку и спрашиваю, словно обозналась:
– Джо?
Он оборачивается, демонстрируя красный шрам на лице, больше похожий на родимое пятно, чем на свежую травму.
– Нет. Извините. Вы меня с кем-то спутали.
Он и вправду не тот. По крайней мере, не тот человек, которого свидетели видели на поэтическом вечере, – ведь никто из них не упомянул о шраме. Хотя шрам можно было скрыть под слоем макияжа, а сидел он на самых задах театра, где освещение тусклое…
– Вы не напомните, как вас зовут? – упорствую я. – Лицо что-то знакомое.
– Забыть меня не так-то легко. – Его лицо напрягается, и он отводит глаза, прежде чем снова встречается с моими. Тень смущения в его взгляде выказывает подоплеку: он говорит о шраме. – Вообще-то я Джес- си Роу.
Джесси Роу… Теперь я вижу: совсем нормальный и никакой не злыдень. Глупое наблюдение, не имеющее фактической ценности, но нутром я чую, что непременно узнала бы, если б он был тем самым. Моя рука, все это время не отпускавшая его, падает вниз.
– Обозналась… Извините, что побеспокоила. Хорошего дня.
Я отворачиваюсь и выхожу из кофейни, но со спокойствием не бóльшим, чем когда усаживалась за столик. Либо я после гибели отца стала