– И-ди-от.
В ответ опять простонали. Послышались лёгкие шаги и тихий вздох, и Рене поднял голову. Мари смотрела на развернувшуюся сцену с обречённостью и беспокойством. В этот момент Ульгик вылез из своей берлоги и раскрыл глаза. Он растерянно огляделся и принялся ощупывать лоб.
– Вы не пострадали? ― спросила девушка, по-видимому сомневаясь в полном здравии господ. Особенно в душевном.
– Только моё достоинство, милая леди, ― пробурчал капитан.
Рене внезапно окатила волна обиды. Густая, вязкая, она облепила разум и тело. Накатила и сползла. Он принялся ощупывать грудь и не обнаружил медальон. Принялся шарить на диване, но и там его не оказалось. Стало ясно, что его похмелье ― частичное отражение той бури, что творилась в голове Ульгика. Как же так? Столько лет носил, ничего не было, а тут потерял вдруг.
Мари ушла и почти сразу же вернулась, неся поднос с двумя большими кружками.
– Выпейте. Это поможет уменьшить головную боль и тошноту. А потом я накрою на стол, ― она замялась, оглядывая комнату, и поправилась: ― С вашего позволения, в кабинете?
Рене махнул рукой в знак согласия. Ульгик свою кружку схватил мгновенно, принюхался, чему-то улыбнулся и с жадностью принялся пить. Рене же взял свою осторожно и пристально взглянул на Мари. Он почувствовал лёгкое, едва уловимое смущение, а по ней и не скажешь: глядит строго, даже холодно, на лице ни одной эмоции. И если он, чуть-чуть, без насилия, потянет за эту ниточку…
Рене снова схватился за голову. Да уж. Зачем, спрашивается, экспериментировать, если и так понятно, что у юной девушки внутри настоящий бедлам. Да и у любого в её возрасте.
– Ты пей, а не смотри, ― проворчал Ульгик, который выглядел уже немного лучше.
И Рене выпил. Залпом.
Ульгик ушёл через час, оставив свой адрес, а Рене сел в кабинете и расстелил карту, но работать не хотелось. В гостиной тихо убиралась Мари, иногда вздыхая. Можно было уловить то одну, то другую эмоцию: раздражение, усталость, почему-то обиду, затем нерешительность, а когда она остановилась у двери кабинета, то смятение и даже страх. Но больше всего было неуверенности. Вот только, когда она робко постучала, то всё куда-то пропало, осталась только решимость.
– Сэр, мне нужно вам кое-что рассказать, ― она замялась, подбирая слова. ― Вчера случилось странное, и я уверена, вы бы хотели это знать.
Рене приподнял бровь и сипло (какой стыд!) ответил:
– Рассказывай.
Она вздохнула и поправила выбившуюся из узла волос прядь.
Мари рассказывала подробно и обстоятельно. Даже припомнила шрам на подбородке, едва заметный, но тоже деталь. А предложение было весьма заманчивое ― двадцать золотых! Рене старательно делал серьёзный вид, пытаясь не выказать удивления.
– Я сказала, что меня это не интересует, но он оставил карточку, ― девушка положила перед Рене кусочек белого картона, на котором красивым почерком было выведено имя и адрес. ― Вы знаете, кто это был?
Ей