– Да, детка, ты определённо уловил суть послания…
История сто восемнадцатая. Про подростка
У нас дома поселился инопланетянин. Лицом в мать, характером в отца, слушает Цоя, но говорит и делает странное. Какая-то прямо другая цивилизация в квартире. Мы его любим, как умеем, присматриваемся, часто чувствуем себя глупо, иногда виновато (хотя фиг бы знал, за что).
Игорь недавно озвучил нам своё видение правильного мироустройства. Целый манифест. Там половину мира надо отменить, другую половину переделать. Тогда станет немного норм, а пока совсем невыносимо. Такой вот подростковый максимализм. Я было начала говорить, что, мол, если ты отменишь мир, возможно, и он отменит тебя, но осеклась и решила не навязывать свою точку зрения. Фиг знает, может, у их поколения и получится.
Сска, у меня такой стаж хождения по психологам в этом году, что я, как большой профессионал, просто сказала, что его манифест прекрасен хотя бы потому, что не противоречит законам РФ, а его мнение для нас очень ценно, и мы рады, что он поделился, и что если что-то изменится, мы опять с удовольствием его выслушаем. И поддержим.
Рубанула со всей серьёзностью.
Потому что я не знала, блин, что ещё говорить.
А потом он заплакал.
Я подумала, что опять что-то не то сказала, плюнула в душу, растоптала чужой манифест. У меня же нет опыта, я не понимаю, как правильно. Может, надо было спорить, отрицать?
Но оказалось, это слёзы счастья. Иногда очень важно быть поддержанным.
#пристрелите_меня
История сто семнадцатая. Про ключи
Я много лет хожу делать ключи к одному и тому же дядьке.
Специально езжу в другой район.
Дело в том, что замок нашей квартирной двери – очень сложной конструкции. Не каждый мастер сможет изготовить к нему ключ. А у нас дети, родня, соседи. Все постоянно что-то теряют. А мой ключ – «материнский». Прародитель всей этой семейки ключей.
И вот сегодня я чилила по городу по делам как раз мимо этой ключной лавки. И увидела нашего дядьку, который прогуливался рядом. А дядька чудесный. Он почти как я – узист, только ключник. То есть несколько сотен людей приходят к нему примерно раз в год со своими проблемами, работает он с предметами, но на самом деле – с людьми. С каждым поговорит, посмеётся, попытается помочь. А затем ещё просит прислать сообщение, что ключ подошёл (ну, лично меня всегда просит). И, конечно, он всех нас ни фига не помнит, потому что это невозможно.
Я радостно остановилась, и мы разговорились. А мы с дядькой ну чисто цыгане. Мы можем заговорить вусмерть кого угодно. Человек забудет, зачем приходил и как его зовут. К нам придут фанатики предложить Библию – мы продадим им Тору. Нечаянно. Просто «шоби было». Такие вот мы с дядькой весёлые болтуны-авантюристы.
Короче, мы поболтали душевно, как будто 200 лет крестим вместе детей, и я по его взгляду поняла, что он меня вообще не помнит. Точно так же, как я очень часто не помню пациентов без чтения медицинской