– Что? – спросил Доброгор.
– Никаких трещин мы не заметили, – ответил за него Уильям.
– А может быть, на этом самом месте какой-нибудь странный культ некогда проводил невыразимо ужасные церемонии, сама суть которых пропитала собой весь район и теперь только и ждет удобного момента, чтобы бесцеремонно, ха-ха, восстать и начать пожирать людей на улицах?
– Что? – спросил Гунилла. Он беспомощно посмотрел на Уильяма, который только и смог, что добавить:
– Здесь делали игрушечных лошадок.
– Правда? Мне всегда казалось, что в игрушечных лошадках есть что-то немного зловещее, – сказал Витинари с несколько разочарованным видом. И сразу же просветлел. Он указал на большой камень, на котором собирали шрифт.
– Ага, – сказал он. – Неосторожно извлеченный из заросших руин древнего круга мегалитов, этот камень пропитан кровью тысяч жертв, которые, я уверен, обязательно явятся сюда в поисках отмщения – уж на это можно положиться.
– Его для меня вытесал мой брат, – объяснил Гунилла. – И я не собираюсь терпеть такие разговоры, господин. Кто ты такой, что вламываешься сюда и несешь всякую дурь?
Уильям выступил вперед со скоростью, изрядно приближенной к скорости ужаса.
– Простите, могу ли я отвести господина Доброгора в сторонку и кое-что ему объяснить? – торопливо спросил он.
Приветливая и пытливая улыбка патриция даже не дрогнула.
– Какая хорошая идея, – сказал он, когда Уильям потащил гнома в уголок. – Он обязательно вас за нее поблагодарит.
Лорд Витинари оперся на трость и с благожелательным интересом стал разглядывать станок, а за спиной у него Уильям де Словв занялся разъяснением политических реалий Анк-Морпорка, особенно тех, которые влекли за собой скоропостижную кончину. Слова свои он иллюстрировал жестами.
Через полминуты Доброгор вернулся и встал перед патрицием, заложив большие пальцы за пояс.
– Я что думаю, то и говорю, – сказал он. – Всегда так делал и буду делать.
– Кстати, а что вы называете мотыгой? – спросил лорд Витинари.
– Что? У нас нет мотыг, – возмутился гном. – Мотыги