Он закатил глаза, вернулся за стол и пододвинул к себе чашку с кашей.
– Поешь, Ника. Сытые люди – добрые люди. Я тебя услышал. Если не хочу, чтобы ты надувала губы или меняла место жительства, с другими дамами не танцевать. А разговаривать можно? Это я так, на будущее интересуюсь. – Последнюю фразу я расценила как чистой воды издевательство.
Ярослав определенно умеет спорить куда искусней, чем я, он лихо перевернул все вверх дном и выставил меня ревнивой дурочкой.
– Дело не в танце, хотя язвительные комментарии гостей, которые шептались за моей спиной, тоже неприятны. Ты позвал меня на вечер. Спрашивается – зачем? Я свою компанию не навязывала, сам предложил, а в ресторане благополучно бросил, – как можно спокойнее высказалась я, а все негодование выместила на своих же ладонях, больно впиваясь в них ногтями.
– Ник, не раздувай из мухи слона. Этот вечер был не для развлечения, а для полезных встреч с нужными людьми. А то, что я танцевал с Ладой, так это вообще полная ерунда, обычный невинный танец без всякого подтекста. Тебе не на что обижаться. – Опять этот тон, снисходительный и вежливый, как будто сбежавшей из психушки больной объясняют, зачем ей необходимо вернуться в клинику.
– Может быть, танец и невинен, – признала я такую возможность, – но он меня задел. Может быть, и не на что обижаться, – согласилась я и с этим, – но было обидно. Не о логике говорю, а о том, что я вчера чувствовала. И не дай бог пройти через это еще раз. Слонялась в одиночестве из угла в угол и не знала, куда себя деть. – Тут я немного преувеличила, и Ярослав, естественно, ухватился за эту неточность.
– Ника, ну зачем эти громкие слова? Я ни на минуту тебя из виду не терял. Неплохо ты время проводила: сначала со Стасом, потом кавалер какой-то недоделанный нарисовался. Не выдумывай. – Койдан, по всей видимости, решил, что поставил в нашей беседе жирную точку, потому что со скучающим видом подлил сливки в кофе и, отпив из чашки, переключился на булочку с джемом.
– Так ты еще и меня обвиняешь в том, что не шарахалась от тех немногих людей, пожелавших со мной общаться?
Взгляд невольно упал на графин с апельсиновым соком. И хоть я и осталась стоять на прежнем месте, но мысленно подошла к столу, подняла графин и вылила едкую, трудно отстирываемую жидкость на безупречно подстриженную шевелюру Ярослава, не забывая при этом и костюмчик, и отглаженную рубашку смочить. Так ярко представила себе эту картину, что, казалось, в комнате цитрусом запахло.
– В отличие от тебя, Вероника, – строгим тоном начал он, – я рассуждаю здраво, в общении с другими мужчинами тебя не упрекаю. И присядь наконец. – Койдан, хоть и не с силой, но стукнул рукой по столу. – Мало того, что я ем, а у тебя крошки во рту не побывало, так еще и сижу, пока ты стоишь.
– Посмотрела бы я, как ты запел, если бы мой, как ты выразился, «недоделанный кавалер», вылил бы на тебя ушат грязи, подкараулив в укромном местечке, а еще бы и кулаками перед носом махал.
В