Увлекшаяся пара, одновременно вскрикнув, замерла. Вскоре они заметили Ванимена. Хайко смутился, Ракси улыбнулась, помахала рукой и освободилась от партнера.
– Почему вы в моей койке? – потребовал ответа Ванимен, перекрикивая вой ветра, треск грома, рев волн и стоны деревянного корпуса.
– Все другие заняты, – ответила Ракси. – Мы ведь не знали, что ты придешь или станешь возражать.
Покраснел Хайко или ему показалось?
– Было бы… глупо… заниматься этим в воде, – пробормотал юноша. – Мы могли бы потерять корабль из виду. И вообще мы все вскоре можем погибнуть.
Ракси села и протянула к Ванимену руки. Каютка оказалась настолько мала, что она его коснулась.
– Будешь следующим? – пригласила она. – Я не откажусь.
– Нет! – рявкнул Ванимен. – Убирайтесь! Оба!
Они обиженно вышли и прикрыли за собой дверь, оставив его в полном одиночестве. Напрягая зрение в зловонном полумраке каюты, он взгляделся в глаза Святой Матери. «Почему я так разгневался? – удивился Ванимен. – Разве эти двое согрешили… у нее на глазах? У них нет душ, и они не могут грешить, как не грешат животные. Или он сам».
– Разве я не прав? – спросил он вслух. Но ответа не получил.
День за днем, ночь за ночью – они уже сбились со счета от усталости – шторм гнал корабль перед собой.
Эти дни почти не оставили следов в памяти. Вспоминались только хаос, борьба и с трудом переносимая боль и утраты. Исчезновение любимой косатки больно отозвалось в сердце Ванимена. Вероятно, напуганная бурей, она уплыла прочь, а потом не смогла отыскать корабль, такая же участь постигла и нескольких его подданных. Больше он ее никогда не видел.
Поразительно, но они смогли удержать корабль на плаву, хотя под конец он протекал настолько сильно, что помпы не останавливались ни на минуту. Они все-таки пережили бурю, даже оказавшись полностью в ее власти… до самого ее конца.
Корабль подходил к Геркулесовым столбам. Ванимен, вспомнив времена своих путешествий на юг, сразу узнал тускло-голубые утесы между Испанией и Африкой. Волнение в море еще не улеглось, но лазурь небес уже гармонировала с чистой зеленью вод, переливающихся искрами на гребешках волн. Пригревало солнце, запах теплой смолы смешивался с солоноватой свежестью бриза. Доски устало поскрипывали, и утомившиеся от грохота шторма уши с наслаждением вслушивались в эту песнь мира и спокойствия.
Ни одно