суббота, тринадцатое
Полсвета, полмира,
без вещей, налегке,
без родных и кумиров
рифмой в строке,
ритмом и слогом
внесмысленных тем,
между человеком и Богом
растворился в мечте…
Ступени забыты,
подошвы до дыр,
двери открыты
пространств, где я жил,
где любил и терялся,
молился и ждал,
блуждал и стеснялся,
терял и искал…
Теперь меня нет,
я сточился до света
прозрачностью лет,
глубиной куплета,
и пусть растворился
между слов, между строк,
красотой окрылился
глубины дорог…
сопереживательное
Скукожился случайностью
до изнеможения,
с диезною тональностью
принял онемение,
наслушался отчаяния
и насмотрелся страшного,
не веря в покаяние
зла супер-ужасного.
Но зло с добром обвенчаны,
замечены в соучастии,
взаимной поддержкой мечены
и неразлучны в счастии.
Не смирится – не слюбится,
тогда на рею сгротится:
во что поверишь – сбудется,
мечта не обанкротится.
«Я целую рассвет…»
Я целую рассвет,
обнимаю небо,
на коленях к Земле
припадаю, любя,
и в созвездии лет,
изобилием хлеба
крещение принимаю
собой от Тебя,
вокруг Красота,
Солнца благословение,
и перстом руки
утверждается путь,
потрясает простота
жизнетворения,
и олюбовленная
вселенной суть.
«День раскачивается…»
День раскачивается,
как ворона на ветке,
и шумит суетой людской,
а не наученные бегать в клетке
на облака смотрят с тоской.
Крылья вянут
от непотребленья,
сердце стынет
от пустой болтовни,
и тонуть ли в банке варенья
или в кратере вулкана —
ощущенья одни.
«Я бы мог заручиться рассветом…»
Я бы мог заручиться рассветом,
чтоб любви своей здравницу спеть,
чтоб счастливым влюблённым поэтом
целоваться с небесами сметь,
чтоб вершилось однажды намеченное,
испытаниями ложился миг,
чтобы вдохновляло на путь встреченное,
чтобы слово складывалось в стих,
чтобы музыка рифмой и ритмом
огармонивала высоту,
чтобы минимальность избытка
успокаивала суету,
чтобы вечность загоризонтным порогом
манила в неизвестность глубин,
чтобы Любовь проживалась Богом,
и посвящён был