Творения, том 2. Святитель Иоанн Златоуст

и праведникам не будет никакого вреда от того, что окончат настоящую жизнь от меча, или железа и огня, когда они имеют перейти к вечным благам. Поистине «убьет грешника зло». Такова была смерть того богача, который показал презрение к Лазарю и, хотя окончил жизнь дома, на постели, в присутствии друзей, своей смертью, но, по отшествии, горел в огне и не мог найти там никакого утешения в благоденствии настоящей жизни. Не то с Лазарем: хотя он на дворе богача, среди псов, лизавших раны его, потерпел насильственную смерть (ибо, что может быть мучительнее голода?), но, по отшествии, стал там наслаждаться вечными благами, веселясь на лоне Авраама. Какой же был ему вред оттого, что он умер насильственно, и какая польза богачу оттого, что он умер ненасильственно?

      Но мы, говоришь, боимся умереть не насильственно, а безвинно; боимся, не сделав ничего такого, в чем нас подозревают, быть наказанными наравне с уличенными в преступлении. Что говоришь? – скажи мне. Боишься умереть безвинно, умереть по делам – хочешь? И кто же будет так жалок и несчастен, что, когда бы предстояла ему незаслуженная смерть, захотел бы лучше умереть по делам? Если должно бояться смерти, то бояться той, которая постигает нас по делам: потому что умерший незаслуженно, через это самое входит в общение со всеми святыми. Большая часть благоугодивших Богу и прославившихся умерла незаслуженной смертью, и первым из них – Авель. Убит он не за то, что погрешил в чем против брата, или оскорбил Каина, но за то, что почитал Бога. А Бог попустил это, любя ли его, или ненавидя? Очевидно, что, любя и желая за столь неправедную смерть дать ему блистательнейший венец. Видишь, что должно бояться не насильственной и незаслуженной смерти, но смерти в грехах. Авель умер незаслуженно, Каин жил «стеная и трясясь» (Быт. 4:12): кто же, скажи, был блаженнее, – почивший ли в правде, или живущий в грехах, – умерший ли незаслуженно, или наказываемый по делам? Хотите, я скажу любви вашей, почему мы боимся смерти? Нас не уязвила любовь к царствию, не воспламенило желание будущих благ; иначе мы, подобно блаженному Павлу, презрели бы все настоящее; сверх того, мы не боимся геенны, и потому боимся смерти; не знаем нестерпимой тяжести тамошнего наказания, и потому боимся не греха, а кончины. Если бы тот страх поселился в душе нашей, то этот не мог бы войти в нее. И это попытаюсь объяснить не дальними какими-либо обстоятельствами, но здешними, – теми самыми, которые на этих днях случились с нами. Когда пришел от царя указ о собрании подати, которая показалась несносной, все возмутились, все заспорили, начали досадовать и негодовать, и, встречаясь друг с другом, говорили: «нам жизнь не в жизнь; город разорен; никто не в состоянии вынести столь тяжкого налога!» – и все сокрушались, как будто доведены были до последней крайности. Потом, когда совершилось преступное дело; и некоторые непотребные и развратные люди, поправ законы, ниспровергли статуи, и всех вовлекли в крайнюю опасность, так что, раздражив царя, мы стали бояться теперь за самую жизнь, – нас уже не тревожит более потеря имущества, но, вместо