Положив ладонь на ручку двери, Роберт застыл в нерешительности, прислушиваясь. Было тихо. Дверь поддалась легко. Шагнув вперёд, Роберт застыл. Льющийся в окно лунный свет серебрил молочно-белую кожу Алекс. Её ровное размеренное дыхание успокоило его сбившееся с привычного ритма сердце. Ресницы полукругом опустились на окрашенные лёгким румянцем щёки Алекс.
Прислонившись плечом к косяку двери, Роберт наблюдал за тем, как она спит.
– Алекс, – еле слышно прошептал он.
Её имя легко соскользнуло с его губ и, словно ветер, с тихим шелестом пронеслось по комнате. Оно вырвалось само по себе.
Она всегда была живая, увлечённая, естественная… самая лучшая… только она. Боже, как он тосковал по ней! Руки сжались в кулаки, он весь разрывался от боли, от желания обнять и прижать к себе её мягкое податливое тело, зарыться лицом в её волосы, вдыхая их лёгкий цветочный аромат, почувствовать её нежность, её слабость и её силу. Просто обнять, просто чувствовать её в своих руках…
Но он сам лишил себя этой привилегии. Он уже давно понял, что жизнь его перестала быть цельной, после того как он сам… сам лишил себя жены, его Алекс…
Роберт ещё подождал некоторое время, наблюдая за её сном, гадая, что она видит. Надо уходить. Иначе он простоит в дверях до самого утра. С невероятным усилием он оторвался от стены, бросил последний взгляд на спящую девушку, покинул комнату, тихо притворяя за собой дверь. Но так и не увидел, как она открыла глаза, печально глядя на то место, где ещё секунду назад стоял он, так и не услышав её тихое:
– Роберт…
***
Первым делом с утра они отправились в её квартиру. Как и обещал, Роб отвёз её, и, надо признать, с ним ей было спокойнее.
Они вновь сидели в машине Акимова, хаммер исчез, и Алекс посмеивалась про себя, представляя, как Митяй матерится в салоне скромных размеров внедорожника, втискиваясь туда всей своей мышечной массой. Затем отгоняет его к дому владельца, заодно забирая собственную машину.
Роберт молчал. Ни обычных подколов, ни шуточек, никакой иронии. Собранный и серьёзный, полностью погружённый в свои собственные мысли. И это было Саше на руку. Разговаривать совершенно не хотелось, она не знала, откуда бы черпала силы, чтобы поддерживать разговор. Саша была совершенно измотана: бессонницей и присутствием Акимова в десяти метрах дальше по коридору. В другой спальне. В их бывшей спальне.
Находиться с ним в одном доме настоящее испытание. Тем более в доме, который хранил их общее прошлое, в доме, где каждый предмет, каждая комната, наполнены воспоминаниями. Кабинет, где они работали и учились вместе, кухня, где зачастую ужины перерастали в совсем иное пиршество. Даже лестница на второй этаж, по которой они однажды, приехав после очередного благотворительного вечера, не нашли сил подняться.