– Все в порядке, – ответила твердо, обернувшись к Саре. Та цокнула.
– Ну, это звучит почти убедительно, – хмыкнула, сделала шаг ко мне, захватывая в свои крепкие объятия. – Котик, говорю нашим оболтусам, и тебе скажу: не держи эмоции в себе, хуже будет. Лучше выскажи, выкричи, выплачь. Не держи в себе. Если тебе будут нужны мои уши или мое плечо, помни о том, что я рядом.
– Я бесконечно благодарна тебе, Сара. Правда, – я отпрянула от девушки, посмотрела ей в глаза. Улыбнулась искренне и мягко.
– Хотя бы в этом случае ты говоришь откровенно, – лицо Сары просеяло. – Крису, так понимаю, говорить о слезах мы не будем? – Карани лукаво сощурилась, а я спешно закивала.
– Я понимаю, что всем нам страшно. Что все растеряны и опустошены, но смотря на вас, я стараюсь соответствовать и держаться. Так сказать, следую завету Льюиса "не отчаиваться".
– Знаешь, Штеф, как бы Крис не продвигал эту идею в массы, он сам порой забывает об этом. Или предпочитает забыть. Так или иначе, нужно собственный непоколебимый стержень иметь, чтобы действительно постоянно себе об этом завете напоминать. Как бы там не было, мы ведь бойцы не по профессии, а по духу? А потому все нам под силу. Прорвемся, правда? – я обмерла, глядя на Карани. Она говорила именно то, что мне было нужно услышать.
– Прорвемся, – утвердительно кивнула. – И со всем справимся. А теперь пойдем ко всем, боюсь, мы выбьемся из данного Робертом времени. И, если прямо совсем разоткровенничаться, нужно поспеть, пока Норман не опорожнил свою фляжку.
***
Поздним вечером, как Грин и обещал, мы были представлены другим выжившим. Все это происходило в большой столовой, находившееся не в самой резиденции, но в примыкающем к ней здании (как раз в том, где и обосновалась большая часть остальных проживающих здесь людей) – это было трехэтажное сооружение вытянутой формы и соединенное со зданием резиденции общей галереей второго этажа.
Пока Грин в сотый раз описывал то, как здесь проживают спасшиеся, я этих самых людей жадно рассматривала. Были дети, были подростки. Мужчины, женщины, темные, светлые; одетые с иголочки и оборванцы. Были все. Загнанные и напуганные, потерянные и абсолютно спокойные. Были и те, кто нас осматривал с большим интересом и скрупулезностью, чем мы их.
Наконец нам была представлена та темноволосая девушка – Виктория Кремер. В лучшие времена работала врачом, и теперь следила за медицинской комнатой. С горгоновцами она сразу попыталась найти общий язык. Крайне доброжелательно со всеми беседовала, представила нам брата-близнеца Даниэля и младшую сестру Монику, которая, в отличие от брата с сестрой, могла похвастаться копной светлых кучерявых волос и миловидным личиком.
Грин указал нам и на свою юную дочь – Эмми; она держала в руках блокнот, в котором в дальнейшем аккуратно вывела наши имена. Пока девушка записывала, я заглянула через ее плечо – не считая нас, в резиденции находилось пятьдесят восемь человек.
Самое