Даже когда ответы у традиционной медицины закончились, моя мать была не готова сдаться. Еще год после того, как врачи сказали моим родителям, что не знают, как меня лечить, она заботилась обо мне дома и в надежде помочь мне пробовала все подряд, от молитв целителей верой до интенсивных витаминных диет. Ничто не помогало.
Мать терзалась растущим чувством вины оттого, что не может меня спасти. Она была уверена, что виновата перед своим ребенком, и ее охватывало все большее отчаяние, когда друзья и родственники начали опускать руки – одни потому, что боялись моей недиагностированной болезни, другие потому, что не знали, как утешить людей, столкнувшихся с худшим кошмаром любого родителя. Каковы бы ни были причины, люди стали держаться в стороне от моих родителей, а они только обнимали остальных детей в молчаливой благодарности за то, что те остались здоровыми, и моя семья оказывалась во все большей и большей изоляции.
Депрессия матери вышла из-под контроля и настолько усилилась, что однажды вечером, примерно два года спустя после начала моей болезни, она совершила попытку самоубийства. Приняв горсть таблеток, она легла на кровать, чтобы умереть. Но, уже сделав это, она вспомнила, как ее мать однажды рассказывала ей, что отец умер от сердечного приступа, так ни с кем и не попрощавшись. Даже в том густом тумане отчаяния матери захотелось еще один, последний раз попрощаться с отцом, сказать ему, как она любит нас всех, – и это ее спасло. Когда папа понял, что она натворила, он усадил ее в машину вместе с детьми – Дэвидом, Ким, мной и одним из приятелей Дэвида, который оставался у нас ночевать, – и все мы поехали в больницу.
Врачи промыли маме желудок, но после этого случая приятелю моего брата больше ни разу не разрешили ночевать у нас. Та изоляция, которую ощущали на себе родители, начала, как зараза, распространяться на моих младших брата и сестру. Они тоже страдали, пока мою мать лечили в психиатрической клинике. К тому времени как она вернулась домой, ее лечащие врачи решили, что она больше не может заботиться обо мне. По их словам, она переживала потерю ребенка, и ей следовало как можно меньше общаться со мной, чтобы не расстраиваться. Она – больная, потрясенная скорбью и отчаянием – поймала врачей на слове, сосредоточилась на заботе об оставшихся здоровыми детях и, как только достаточно поправилась, вернулась к работе. А мой отец тем временем не только трудился, занимая ответственный пост, но и заботился обо мне, теперь по большей части – в одиночку.
Это длилось несколько лет, но постепенно ситуация выправилась, сердце матери смягчилось, и она стала больше участвовать в заботе обо мне. Теперь она ухаживает за мной почти наравне с папой, готовит мне спагетти с мясным фаршем, персиковый чатни, который я люблю – она это