И Кореньков понял, что никуда завтра не улетит.
Он это давно знал, но запрещал себе и думать. Преграда треснула, и мысль разрослась огромно, как баобаб. Дети самостоятельны, все имущество – жене, а он уже старик, сколько ему осталось… какая разница, как он будет здесь жить. Конечно, в Париже очень трудно найти постоянную работу, но он знал твердо, что с голоду тут давно никто не умирает, существует масса социальных и благотворительных служб… а он согласен на любую работу, хоть мусорщиком. Слать им посылки… попробовать когда-нибудь посетить Союз под чужой фамилией… ведь никаких эмигрантских газет, радиостанций, заявлений, упаси бог.
Эх, было б ему тридцать лет. Или сорок… Но уж хоть что осталось – то мое.
В подремывающем после завтрака автобусе он машинально ловил полушепот между Дени и шофером.
– Финиш, завтра этих провожаем, – сказал Дени.
– Старикан этот, ну дотошный, – цыкнул шофер.
– До чертиков надоел, – сказал Дени.
Кореньков померк от обиды, попытался погордиться своеобразным комплиментом; потом его что-то забеспокоило, сильнее, очень сильно – и окостенел:
они говорили по-русски!
Без малейшего акцента.
Он попытался уяснить происшествие и усомнился в себе.
– Долго еще ехать? – обратился по-русски с возможной естественностью, как будто забывшись.
Шофер не отреагировал. Дени обернулся.
– Туалет будет по дороге, – приветливо прокурлыкал он, сдерживая грассирование, и по-французски спросил у шофера, сколько им ехать, на что тот по-французски же ответил, что минут пятнадцать.
Померещилось?
Едва вышли, Кореньков поскользнулся и увидел под ногой апельсиновую корку на крышке канализационного люка. В мозгу у него лопнул воздушный шарик: нечеткие буквы гласили: «2-й Литейный з-д – Кемерово – 1968 г.».
– Что с вами, мсье? – позвал Дени. Приблизился, глянул:
– Потрясающе! – сказал он. – Может быть, в Париже есть какая-то русская металлическая артель, поставляющая муниципалитету крышки для канализации?
– А Кемерово? – спросил Кореньков, и тут же ощутил свой вопрос… нехорошим.
– А вы знаете, что в США есть четыре Москвы? – успокоил Вадим Петрович. – Эмигранты любят такие штучки. И во Франции, если поискать, найдется парочка Барнаулов!
– Близ Марселя есть деревня Севастополь, – привел Дени. – В честь старой войны.
– Ну вот видите.
Когда садились обратно в автобус, Кореньков обратил внимание, что рядом на пути не оказалось ни одного человека, хотя площадь казалась запруженной народом…
Дени дал указания шоферу, и напряженный кореньковский слух выявил легкое такое искажение дифтонгов!..
– Хорошо родиться и вырасти в Париже, – по-французски сказал ему Кореньков.
Дени ответил спокойным взглядом.
– Я