– Ты хочешь, чтобы я извинялась за то, что хожу на работу? Я должна работать, Роб. Один из нас должен иметь постоянную работу.
Хенли пожалела, что сказала это, как только слова вылетели у нее изо рта.
– И что дальше? Я просто сижу дома, эдакий домохозяин – приглядываю за нашим ребенком и варю варенье, пока ты на работе.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду. Я знаю, что ты делаешь, и… ценю это. Я знаю, как ты стараешься. Но мы ходим кругами, обсуждая это.
– Ценишь? – Роб впервые посмотрел на Хенли после того, как она вошла в кухню. Он снял очки и потер переносицу там, где от них остались следы. – Я не один из твоих коллег. Я твой муж. Я не хочу, чтобы ты меня ценила. Я хочу, чтобы ты понимала, что я тебе говорю. И говорю давно.
– Ты хочешь, чтобы я прекратила работать. Отказалась от работы и…
– Ты знаешь, что я говорю не это. Я не хочу, чтобы ты вообще прекращала работать. Я только хочу, чтобы ты нашла другую работу. Чудо, что Эмма вообще знает, как ты выглядишь.
– Что за чушь ты несешь?! Ты ведешь себя так, будто я ее бросила. Я хожу на работу и выполняю свои обязанности, чтобы этот мир стал хоть немного безопаснее для нее.
– Сидя за письменным столом? Как это помогает Эмме? Твои обязанности ограничены кабинетной работой. Ты не выезжаешь на места преступлений, не ловишь насильников и убийц голыми руками. Я иногда задумываюсь об истинных причинах, которые удерживают тебя на работе. Почему ты не увольняешься?
Ножки стула, на котором сидел Роб, заскрипели, проехав по плиткам пола, когда он встал. Хенли ждала старых обвинений в предательстве, которые Роб уже столько раз бросал ей в лицо.
– Я не хочу с тобой спорить, Роб. О работе не хочу спорить. Не хочу начинать все сначала. Хотя я знаю, что поговорить нужно.
– Вот в этом-то все и дело. Ты всегда все знаешь, но удосужилась ли ты потратить время, чтобы сесть и поговорить со мной? Ты поставила наши жизни на паузу, и ради чего? Почему? В прошлом году на Рождество ты говорила мне, что все изменится, но ничего не изменилось. Мы все там же. На том же самом месте.
Роб схватил со стола зажигалку и папиросную бумагу.
– Я собираюсь прогуляться с Луной. Вернусь через полчаса.
Входная дверь с грохотом захлопнулась, а Хенли, которая до сих пор сдерживалась, издала глубокий вздох. Ей следует сказать ему сейчас. Сказать ему, что она опять работает «на земле». Что она больше не сидит за письменным столом, никаких ограничений больше нет. Пеллача опять позволил ей выйти на улицы Лондона. И их жизнь снова перевернется с ног на голову. Но пока Хенли отправилась на верхний этаж в спальню дочери. Эмма лежала на кровати, раскинув в стороны ручки и ножки. У Хенли возник соблазн разбудить ее, только чтобы услышать, как она говорит «мамочка». Но вместо этого она поцеловала дочь в макушку. От Эммы пахло кокосовым маслом и детской присыпкой. Эмма была единственной, в ком она видела только хорошее.
Хенли села на край кровати и упала на спину, туго затянутое у нее на груди полотенце размоталось. Она приняла душ, но не чувствовала себя чистой.