Я ведь к родителям не поехала из-за него одного. Больше причин оставаться в городе нет.
А еще… глупо, но я, кажется, скучала.
– Паша, – шепчу. И робко добавляю: – Там ужин. Я старалась.
– Для меня? – спрашивает он, сильнее сжимая талию.
Я все еще у стены. Киваю быстро, и он целует снова. В губы. Да так, что могу в ответ лишь обнимать. Ерошить короткие волосы на затылке.
Движения губ становятся торопливыми.
Ему мало.
Его язык скользит по моему.
Романтику: свечи, вино, ужин… – все сдувает солнечным ветром. Мы вдвоем оказываемся в вакууме, нагреты до предела. Мы как атмосфера на Венере – сплошной обжигающий ураган.
Я прижимаю его к себе. Паша целует мою щеку, потом шею. Снова по тем же точкам. Я откликаюсь всем телом. Будто приручена. Запрокинув голову на стену, не сдерживаю жадных быстрых вдохов. Он обнимает крепче. Так, словно не отпустит.
Будто его я. Хочется расслабиться. Довериться хочется. Вообразить, что Адомайтис будет защитой, что не предаст, что сила его мужская никогда против меня не обернется. От этой мысли слезы на глаза наворачиваются. Я вмиг становлюсь растерянной и уязвимой. Я любила уже однажды, сильно. Меня много раз предали.
Качаю головой, заставляя внутренний голос заткнуться. Не буду ждать слишком много. Иначе… никогда из своей скорлупы не выберусь.
– Все в порядке? – Паша нехотя отрывается от моих ключиц.
Они ему, кажется, нравятся. Он с таким наслаждением их ласкал только что.
– Ты… точно… помешался, – говорю прерывисто.
Паша жадно сжимает меня в руках.
– Наверное.
– У тебя губы… холодные, а язык… горячий. Это ошеломительно.
Сердце колотится. Он нависает сверху:
– Я тебя целовать везде хочу. Только об этом думаю.
Я сглатываю. И шепчу как-то жалобно:
– И я теперь только об этом буду.
Паша облизывает губы. Дышит часто. Чуть прищуривается. Глаза темные. Хочет.
Я смотрю вниз, смутившись, и вижу, как топорщится его ширинка. Снова кожу покалывает. Сегодня он не скрывается.
Наклоняется и нежно целует мою щеку. Говорит намного мягче, но все еще не так, как обычно. Возбужденный Павел Адомайтис сильно отличается от обычной версии.
– Я не буду спешить, Диан. Дианка. Ты сразу говори, что и как хочешь. Я буду ждать столько, сколько нужно. Сам-то бы уже тебя давно… – Замолкает.
– Что? Съел?
– Всю.
Я начинаю медленно расстегивать пуговицы на его рубашке. Хочется трогать его тело. Вчера смотрела – мне мало было. Только смотреть.
– Останови же меня, – говорит Паша мне в губы и снова целует.
Да так, что внутри огнем все, вихрем горячим закручивает до боли, до спазмов. И пальцы дрожат.
Я путаюсь. На третьей пуговке останавливаюсь. Руки больше не слушаются. Его похоть во мне достигает максимума. Желание в ушах бешеным биением отдается. Мысли плавятся.
Мир суживается до его запаха. До его поцелуев. До его языка.