Каблук мерзко чавкнул, погрузившись в вязкую жижу. Бучила недовольно поморщился, разглядывая испачканные сапоги. Низина не успела просохнуть, от земли тянуло сырым холодком. Возле дороги раскорячилась брошенная телега. Такая же, как у Федора. Подозрительно. Рух усмехнулся собственной шутке. Ага, подозрительно, тут все телеги на тысячу верст вокруг одинаковые. Вот он, груз пропавших возчиков. Откуда-то наносило гнильем. Пантелей весь сжался, стал меньше ростом и наступил Руху на пятку.
– Ты чего?
– П-плохое м-место, – выдавил Пантелей.
– Серьезно? Надо же, а я и подумать не мог. – Бучила любопытно сунулся под грубую, набухшую от влаги холстину, укрывающую повозку. Пальцы коснулись металла, очень тонкого и ажурного, чуть задержались и нащупали гладкое дерево. Странный предмет легко сдвинулся с места, и Рух вытащил на свет божий икону. Святой, сложивший руки в молитве, смотрел сурово и осуждающе. Хламида отлетела в сторону. Повозка была забита иконами на любой, самый взыскательный вкус: для истово верующих с Богоматерью, для любителей запретного с чертями, волокущими распутных баб прямо в Ад.
Заскрипели раздолбанные оси, подъехал Федор, кубарем скатился с облучка и по-хозяйски полез в брошенную телегу. Даже скромно стоящего в сторонке Пантелея бояться перестал. Версия с разбойниками рушилась на глазах.
– Вот ты, Федор, чужое бы взял? – спросил Бучила.
– Я? – оскорбился такому повороту Федор. – Да ни в жисть! Я чуж…
– А за пазухой че у тебя?
– Ой, ептель! – Федя искренне удивился, заметив за отворотом зипуна край небольшой иконы в серебряном окладе. – Причепилась, кады в телегу полез!
– Бывает, – согласился Бучила. – Я не в претензии. Как в Писании сказано: не суди и не судим будешь!
– Золотые слова! – Федор вернул икону на место.
– Еще раз такое выкинешь – убью, тут уж не обессудь. – Рух задумался. – О чем это я? Ах да, чужое добро. Если тати возчиков порешили, то почему к ним иконы не причепилися, как к тебе? Зачем душегубством руки марать, если грабить не стали? За доски деньгу можно великую взять.
– Знать, не разбойники то, – поддакнул Федя.
– Выходит, нет.
– Странностей не замечаешь, Заступа-батюшка? – Федор поводил острым носом, словно принюхиваясь.
– Вроде нет, – признался Рух. – Люди пропали, кругом шастают ожившие мертвяки, кто-то раскапывает могилы. А так нет, никаких странностей, расстройство одно.
– Лошади нет! – Федя победно хихикнул. Вроде ого умный какой, подметил важную вещь.
Лошади действительно не было. Оглобли сломаны, упряжь оборвана, окровавленный хомут валялся в грязи. Ну нет и нет, может сбежала, пасется теперь, шалая от свободы, где-то в лугах. Бучила напрягся в нехорошем предчувствии. Тянуло гнильем. Федина кобылка испуганно всхрапнула и запряла ушами. Позади, в кустах, кто-то был.
– Не оглядывайтесь, – вполголоса посоветовал