Отчаяние овладело Маринкой. Ведь это она привела сюда ордынцев – на погибель себе и двум старым женщинам. Так пусть же ее растопчут ордынские кони! Она готова смертью искупить свою вину… Она не сдастся в неволю. Прощай, любимый Кондратко, прощай, дед Бурило!..
Метким выстрелом Маринка сбила переднего всадника. Заряжать ружье времени уже не было – все равно татары успеют доскакать раньше. Она выхватила из ножен саблю. Но ей не удалось взмахнуть острым клинком. Петли двух арканов, брошенных одновременно, стянули ей горло, повалили на землю – под копыта скачущих ордынских лошадей.
Через минуту Маринка, облитая кровью, стояла перед кривоногим толстогубым ордынцем. Ураз-бей восхищенно буравил ее маленькими косыми глазками.
– Хороша девка! Красивая девка! За нее сам паша Очаковский много денег даст. – И он без злобы два раза стеганул нагайкой Маринку по лицу.
Остальное было хуже самого страшного сна. На ее глазах ордынцы зарубили Охримовну и старуху-сербиянку – мать Луки. Затем, желая уничтожить нечистых, по-мусульманским представлениям, животных, загнали в хлев огромную свинью с десятью поросятами, забросали хворостом и подожгли. Свиньи подняли визг…
Позади испуганного стада коров погнали ордынцы в свой улус Маринку с завязанными сзади руками.
Дикое поле
В ту ночь Ивана Бурилу разбудил стук в дверь его поноры.
– Открой, хозяин, открой! Худа не будет! Открой! – кричали по-татарски в перерыве между ударами.
Старый запорожец понял: ночное посещение ордынцев означает внезапный набег на слободу. Бурило за свою долгую жизнь на Ханщине изучил татарские обычаи и всегда был готов к любым хитростям незваных гостей. Поэтому он поспешно оделся, взял оружие, с которым никогда не расставался, и спокойно отодвинул камень в углу горенки. В земляном полу открылось отверстие, в которое мог свободно пролезть человек. Это был подземный ход в тайный погреб.
Бурило влез в отверстие, затем закрыл его, придвинув камень на прежнее место. Старик прошел в погреб, а из него скрытым ходом в заросли терновника. В кустарнике пролегала тропинка, ведущая за слободу, в степь.
По тропинке Бурило полз так, что ни одна веточка кустарника не шелохнулась. Очутившись в безопасности, он осторожно приподнялся и осмотрелся.
Слободская балка была озарена пламенем горящих понор. Стояла безветренная ночь, и языки огня столбами поднимались к звездам. Крики людей, рев испуганного скота, редкие выстрелы сразу все объяснили Бур иле. Он понял, что его родная слобода сделалась жертвой внезапного, хорошо подготовленного нападения большого отряда ордынцев. Вступать сейчас в борьбу с ворвавшимися в селение татарами было бесполезно. Разве могут сонные, захваченные